Шрифт:
– Там уже есть мой номер, звони когда хочешь! – сказал Андрей.
И они созванивались. Жене Андрей первой рассказывал, каково жить в столице, как душно в метро и какие толпы людей на улицах. И вокруг столько всего потрясающего, что кажется, жизни не хватит попробовать каждую вещь. Однажды рассказал, что встретил хорошую девушку, обещал приехать с ней в ближайшее время, просил подготовить мать к визиту.
Мама новости сначала обрадовалась: сын отхватил московскую невесту! Но когда девушка перешагнула порог дома, мамин энтузиазм поутих. Девушка была как будто не от мира сего. Выглядела болезненно, смотрела как-то туманно, будто поверх вещей, дела до конца не доводила. Могла пропасть в мыслях во время резки салата и так и остаться – глядя в пустоту, с занесенным над овощами ножом. Когда мама пыталась привлечь ее внимание, девушка просто выходила из комнаты. Она мало говорила, а когда говорила – хмурилась, пряча глаза, будто звуки собственного голоса ее мучали. Встречных вопросов она не задавала, даже на явно обожающего ее Андрея смотрела, как казалось маме, равнодушно.
Мама прозвала ее морфинисткой и все порывалась поговорить с Андреем о том, что с его избранницей явно что-то не так. Но тот так ухаживал за ней, с такой нежностью отмечал все, что она делала, будто она была ему даже не девушкой, а дочерью или беззащитным зверьком, о котором только он, Андрей, в состоянии был правильно заботиться. У мамы так и не хватило духу поделиться переживаниями с сыном.
Андрей с «морфинисткой» быстро уехали. Андрей сказал, что оставаться здесь его девушке невыносимо, что она «к такому не привыкла». Мама так и не поняла, чем они с Женей не угодили гостье. Ведь ради Андрея они честно терпели, пытались всячески развлечь, больше не просили помогать с обедом или ужином и вообще старались лишний раз не беспокоить.
Андрей не объяснил – с тех пор он просто больше не приезжал. В разговорах по телефону ссылался на дела, на занятость на работе. Мама изо всех сил старалась верить, хотя Женя видела: мама на самом деле прекрасно понимает, в чем истинная причина отстраненности сына.
Скоро Андрей почти перестал звонить, только писал Жене.
Из коротких и сухих, как справка в энциклопедии, сообщений мама и Женя узнали, что Андрей все-таки женился на «морфинистке», а через какое-то время у них родился сын. Мама обрадовалась, надеясь, что уж внука-то ей точно привезут показать, даже сама собиралась в Москву. Но Андрей прислал эсэмэску «Не надо. Не приезжайте» и пропал окончательно.
Мама поспешила вернуться к чайнику.
Женя понимала ее опасения. Сейчас она, Женя – тот же Андрей семнадцатилетней давности. Но это сравнение было невыносимо, Женя гнала его от себя как могла.
«Я такой не стану, – пообещала тогда Женя самой себе. – Я такой не стану».
Раксакаль пронеслась по узким тропкам между рельсами, нырнула сквозь прутья сливной решетки в желоб, скатилась по нему, как по отвесной горке, и по проводам вдоль тоннелей метро попала прямо на Площадь. Другие шушу, занятые будничными делами, не обратили на нее никакого внимания.
– Ракса, тебя Мать искала! – только и сказал ей один из шушу, перебиравший в мешке разноцветные пуговицы.
Раксакаль отмахнулась.
– Потом! Где Бабушка Роза?
– У нижнего костра только что была, – ответил шушу, рассматривая голубую пуговицу, похожую на кристаллик. – Ругалась, что ты все еще ей картонный клей на брагу не принесла.
Раксакаль не стала отвечать – быстро пересекла Площадь и спрыгнула в открытый люк, на котором красной краской были изображены языки пламени.
– Ты видела ее, – услышала Раксакаль, как только встала на ноги.
У большого костра, разведенного у дальней стены комнаты, где оказалась девушка, сидела старушка. Издалека она напоминала груду разноцветных тряпок, и только пламя выхватывало среди пестрых складок смуглое лицо, испещренное морщинами. Узловатые пальцы держали в руках потрепанный бумажный прямоугольник. С него на Раксакаль смотрела девушка, расставившая руки между двух колонн.
– Эта та, что на складе, что ли? Видела, насилу ноги унесла. Кто она? Просто «видящая»? – спросила Раксакаль, подбираясь поближе к костру и вынимая из кармана горстку картонных стружек, которые ей все-таки удалось собрать.
Старушка сгребла стружки и бросил в плоский казан, булькавший на огне.
– Не просто, яхонтовая. Она имеет прямое отношение к Путеводу. И думаю, еще себя покажет. – Острые глазки старушки впились в изображение на карте.
– Путеводу? – Раксакаль прослушала вторую часть предложения. – Он же помер!
– Тот – да, так новый есть, – усмехнулась старушка, тасуя колоду.
– Уже? – Раксакаль вскочила, сердце в предвкушении заколотилось.
– А ты сходи к отцу, спроси, – хитро глянула на нее старушка, медленно вынимая карты из колоды и раскладывая их перед собой. – Я пока погляжу, что там за Путевод…
Но Раксакаль уже не слушала – она в один прыжок взлетела по лестнице обратно на Площадь.
6
Женя стояла в пробке, рассматривала город сквозь лобовое стекло и старалась не думать о том, что видела на складе. Предстоял целый день, терять рабочий настрой никак было нельзя. Женя убеждала себя, что всему виной нехватка сна и большая нагрузка.
Накрапывал дождь, по радио обещали сильный ливень после обеда. Дворники лениво размазывали мелкие водяные бусинки, в которых город расщеплялся на множество своих миниатюрных копий.