Ханна Холл все время следила за ним взглядом, словно бы изучала его.

— Сейчас, наверное, вы будете меня гипнотизировать? — спросила она натянуто.

— Не сегодня, — успокоил он ее, улыбаясь. — Сегодня проведем предварительную беседу, чтобы лучше узнать друг друга.

На самом деле он должен был окончательно решить, брать ли на себя эту пациентку. Он пообещал Уолкер, что проведет курс лечения, только если сможет рассчитывать на результат. А это зачастую зависит от предрасположенности субъекта: на многих гипноз вообще не оказывает никакого действия.

— Чем вы занимаетесь? — сразу же спросил Джербер.

Казалось бы, ерунда, но для пациента такой вопрос часто оказывался самым трудным. Как на него ответить, если твоя жизнь пуста.

— Что вы имеете в виду? — подозрительно переспросила Ханна.

— У вас есть работа? Или была? Как вы вообще проводите дни? — постарался он упростить задачу.

— У меня есть сбережения. Когда деньги кончаются, я перевожу что-нибудь с итальянского.

— Вы очень хорошо говорите, — с улыбкой похвалил он.

Знание языков предполагает способность открываться навстречу другим и предрасположенность к постоянному приобретению нового опыта. Но Тереза Уолкер сказала, что вокруг Ханны никого нет, она даже мобильником не пользуется. Такие пациенты, как Холл, заключены в своем маленьком мирке и все время повторяют одни и те же привычные действия. Интересно было бы узнать, каким образом эта женщина, кроме английского, так хорошо изучила итальянский.

— Вы какую-то часть жизни провели в Италии?

— Только детство, меня увезли отсюда, когда мне было десять лет.

— Вы переехали в Австралию с родителями?

Ханна помедлила, прежде чем ответить.

— По правде говоря, я их не видела до того момента… Я выросла в другой семье.

Джербер записал, что Ханну удочерили. Это была очень важная информация.

— Теперь вы постоянно живете в Аделаиде?

— Да.

— Это красивый город? Вам нравится там жить?

Женщина задумалась.

— Я как-то никогда об этом не думала, — только и ответила она.

Джербер счел, что общих мест достаточно, и перешел к сути дела.

— Почему вы решили подвергнуться гипнозу?

— Повторяющийся сон.

— Не хотите мне о нем рассказать?

— Пожар, — ответила она лаконично.

Странно, почему Тереза Уолкер об этом не упомянула. Джербер сделал запись в блокноте. Он решил пока не давить на Ханну, еще будет время вернуться к этой теме.

— Чего вы ожидаете от терапии? — вместо того спросил он.

— Сама не знаю, — призналась Ханна.

Детскую психику легче исследовать с помощью гипноза. Дети меньше, чем взрослые, противятся проникновению чужого разума.

— Вам провели только один сеанс, верно?

— По правде говоря, это доктор Уолкер предложила мне такой курс, — сообщила Ханна, выпуская через ноздри колечки серого дыма.

— А сама-то вы что думаете о такой технике? Только откровенно…

— Должна признаться, вначале я в нее не верила. Сидела неподвижно, с закрытыми глазами и чувствовала себя полной дурой. Выполняла все, что мне говорили — насчет того, чтобы расслабиться, — и в то же время у меня чесался нос, и я думала, что, если сейчас я его почешу, доктор себя почувствует неловко. Ведь это доказывает, что я еще бодрствую, так?

Джербер кивнул: рассказ его позабавил.

— Сеанс начался среди бела дня, при ярком солнце. Поэтому, когда доктор Уолкер велела мне открыть глаза, я думала, что прошло не больше часа. Но за окном уже было темно. — Ханна помолчала, потом проговорила изумленно: — А я ничего не заметила.

Никакого упоминания о крике, который она издала, будучи под гипнозом, и о котором говорила Уолкер. Это тоже показалось Джерберу странным.

— Вы знаете, почему ваш лечащий врач вас направил ко мне?

— А вы знаете, зачем я приехала? — спросила в свою очередь Ханна: было очевидно, что причина ей представляется весьма серьезной. — Может быть, и вы подозреваете, что я сошла с ума?

— Доктор Уолкер вовсе так не думает, — успокоил ее психолог. — Но дело, которое вас привело во Флоренцию, довольно необычное, вы не находите? Вы утверждаете, что более двадцати лет назад был убит ребенок и вы помните только его имя.

— Адо, — сказала она с полным убеждением в своей правоте.

— Адо, — повторил психолог, будто соглашаясь с ней. — Но вы не можете сказать, где и почему произошло это убийство, более того, признаете себя виновной, хотя вовсе не уверены в этом.