Не надеясь на удачу, на танке я поехал в Борисов, где саперы уже восстановили мост. Для описания того, что творилось на подходе к нему, недостаточен самый полный словарь. Один немецкий самолет мог бы устроить побоище. Хорошо, что танку не понадобилось шоссе, забитое до невозможности, и мне удалось приблизиться и остановиться метрах в двадцати от моста. У въезда стоял регулировщик. Нет, не девушка с флажками. Даже не младший офицер. Полковник! Ни разу я такого не видел.

Все умение я вложил в строевой шаг, чтобы произвести благоприятное впечатление на полковника. Но высокопоставленный регулировщик даже не пожелал разговаривать со мной.

— Танки? Не может быть и речи, пока не разгрузим шоссе от этого столпотворения.

И тут случилось чудо. Откуда-то сбоку появился маршал Василевский. Я сразу узнал его. Он был точно такой, как на фотографии. Круглолицый, с чубчиком, зачесанным набок.

— Вы что, полковник, подводами собираетесь воевать? Сколько танков?

Это он спросил меня.

— Двадцать один, товарищ маршал Советского Союза!

— Сколько времени вам понадобится, чтобы подойти к мосту?

— Сорок минут, товарищ маршал Советского Союза!

Василевский улыбнулся.

— Пропустите их немедленно, полковник.

— Благодарю вас, товарищ маршал Советского Союза! — Я приложил кисть к дуге танкошлема. Василевский снова улыбнулся и подал мне руку. Наверно от неожиданности, от накала переполнивших меня чувств, от радости, что сказочно невероятно разрешилась неразрешимая проблема, я сжал маршальскую руку сильнее, чем следовало.

— Ого! — Сказал Василевский и сделал движение, словно стряхивает мое пожатие. — Давай, младший лейтенант, гони сюда танки.

Я ехал в расположение батальона, не в состоянии поверить в удачу. Мне кажется, капитан был недоволен, когда я доложил ему, что ровно через тридцать минут мы должны быть у моста в Борисове. О протекции маршала Василевского, о потрясающем везении я не сказал ни слова.

Но не повезло ли мне еще больше при встрече с другим генералом?

Командующим бронетанковыми войсками 3-го Белорусского фронта был генерал-полковник Родин. Говорили, что большего самодура не знала вся Красная армия. Он срывал звезды с погон полковников, разжалуя их в подполковники и майоры. Мог просто сорвать погоны. Мог обматюгать генерала в присутствии подчиненных. Мог ударить любого офицера, не говоря уже о рядовых. Короче, хороший был человек. Не знаю, каким полководческим талантом обладал этот генерал. Но об одном его «гениальном» нововведении могу рассказать.

В обороне танки стояли в окопах. На дне окопа укладывались два бревна. На них стоял танк. Из брезента сооружалась крыша и стены. Торец своеобразного гаража закрывался соломенным матом, в котором проделывалась дверь, также изготовленная из соломенного мата. (Прошу не путать эти маты с отборным матом генерала Родина).

Так вот, генерал Родин приказал, чтобы из каждого трака гусеницы тщательно выковыривалась грязь, трак протирался газолью до зеркального блеска, а затем — насухо. Возвращаясь после каждого выезда, даже если валились с ног от усталости, вместо отдыха мы ножами, штыками, отвертками выковыривали грязь из траков, мыли, терли и медленно, сантиметр за сантиметром скатывали танк в окоп на бревна.

В конце ноября или в начале декабря 1944 года (не помню точно) приехал к нам в бригаду генерал-полковник Родин со свитой старших офицеров и ротой охраны. И еще — не знаю, подумал ли я об этом тогда, или описываю уже нынешние размышления о том, что, когда на передовой младшие командиры не представляли себе, где найти хоть одного солдата, чтобы залатать очередную брешь, у генерала Родина была целая рота охраны. Рота бездельников.

Естественно, что генерал для инспекции выбрал наш батальон, который всегда был в голове атаки. Но почему он выбрал мой взвод, не знаю.

— Убрать маты! — Скомандовал генерал.

Убрали. Родин подошел к моему танку, извлек из кармана носовой платок и протер им трак. Слава Всевышнему, платок остался чистым. Но гроза все же разразилась. Генерал подозвал моего механика-водителя и приказал ему расстегнуть комбинезон.

— Тебя не наградили за прошедший бой?

— Наградили, кажется, товарищ генерал-полковник.

— Не кажется, а точно. Орден Красной звезды. Я-то знаю, что сделал ваш экипаж. Так где же твой орден? — Родин гневно посмотрел на командира бригады, вытянувшегося, как новобранец, по стойке смирно, и прорычал:

— Где?

Интересно, почему он спросил у механика-водителя, а не у меня? Я ведь тоже еще не получил своей награды.

— Не получили знаков, товарищ генерал-полковник.

— Не получили?! Рас…дяй? Так я, как Суворов, должен знаки возить и раздавать? Говно ты — не полковник!

И надо же — взгляд генерала остановился на прожженной новенькой шинели десантника-мотострелка. Вероятно, разгильдяй прожег шинель у костра.

— Ну-ка, сынок, подойди сюда. Ты откуда попал в эту говенную бригаду?