— Я люблю спать на воздухе, — полусонно говорила ему Оксана. — У меня шуба теплая. Когда совсем будет холодно, тогда в шалаше лягу.

— Конечно, — равнодушно подтверждал Илья.

После того принудительного купания он почувствовал себя почти совсем здоровым. С вечера уснул крепко. Ему приснилось лицо Оксаны. Оно было необыкновенным. Исчезло с него суровое выражение, а губы были открыты, девушка горячо дышала ему в щеку. Он проснулся. Оксана спала на своем обычном месте с прежним суровым выражением на лице. Илье до обиды было жаль улетевшего сна.

Весь этот день Кушнарев был молчалив.

— Почему ты надутый? — спросила Оксана.

— Так, скучно, — в замешательстве ответил Илья.

— А отчего скучно? — допытывалась Оксана, пристально вглядываясь в его лицо.

Кушнарев почувствовал, что начинает терять власть над собой. Отвернувшись к стене, он молчал. С момента его появления в партизанском отряде прошло уже десять дней. Илья набирался сил. Раны быстро заживали.

Заботы Оксаны волновали его, побуждали как-то отблагодарить девушку. Опасности, совместные тяготы войны, родственность судьбы сближали их.

— Ты славная девушка, — вскинув глаза на Оксану, быстро проговорил Кушнарев.

— Не девушка, а вдова.

Оксана, склонив голову, поймала его взгляд и густо покраснела.

Он продолжал следить за ней глазами с нескрываемым волнением, словно увидел ее первый раз в жизни. Подавляя вздох, он задумчиво произнес:

— Теперь много вдов будет.

— А разве мне от этого легче? Я-то знаю… — звонко выкрикнула Оксана и, не договорив какие-то слова, едва сдерживая слезы, отвернулась в сторону.

— Ты не сердись, Ксана. Я ведь так сказал. К слову пришлось, смущенно проговорил Илья Кушнарев. В этот день они больше ни о чем не говорили до самого вечера.

К ночи сильно похолодало. С неба посыпалась ледяная крупа, подул резкий ветер, тревожа на деревьях не успевшие опасть листья. Лес гудел шумно и протяжно, точно сердился за нарушенный покой.

Еще до ужина Оксана завесила отверстие шалаша плащ-палаткой, выкопала посредине шалаша ямку и, наломав сухого орешника, разожгла камелек. Ужинали молча. Но оба чувствовали внутреннее напряжение. Оба сознавали неловкость и неестественность положения. Сучья, потрескивая, горели весело и ярко. Подбросив несколько толстых сухих палок, Оксана заговорила первая. Ослабевшее пламя скрывало выражение ее лица. Кушнарев слушал молча и внимательно. Оксана рассказала ему всю свою недолгую, но богатую житейскими радостями и невзгодами жизнь.

Слушая ее, Илья все больше и больше начинал волноваться. Она отзывалась на все наболевшие в его душе вопросы с подкупающей прямотой. Ее голос звучал тихо и задушевно. Казалось, не было в мире роднее этого чудесного бархатистого голоса.

Через несколько дней в расположение партизанского отряда прилетел самолет. Он забрал с собой Кушнарева на Большую землю.

Когда самолет делал над лагерем прощальный круг, на опушке леса стояла группа партизан. Они приветливо махали руками. Среди них в зеленой фланелевой кофточке, с карабином в руке Кушнарев увидел Оксану…

— Если тебя, Илья, любит такая дивчина, як Оксана, ты счастливый человек! Больше ничего сказать не могу, — заявил Торба, когда Кушнарев закончил свой рассказ.

16 ноября 1941 года предполагалось третье по счету генеральное наступление немцев на Москву. На волоколамском направлении противник напрягал все усилия, чтобы пробиться к столице. Он стремился отбросить группу Доватора и дивизию Панфилова с магистрали и обеспечить захват коммуникационных линий в районе Истринского водохранилища. В боях за Москву наступил один из самых напряженных моментов.

Против далеко не полного по составу соединения Доватора и дивизии Панфилова германское командование бросило две пехотные, две танковые дивизии и другие части и соединения. Массированным ударом генерал Хюпнер предполагал отвлечь наши воинские части с флангов и тем самым ослабить их. Одновременно он хотел двумя мощными подвижными группами охватить правый фланг нашей армии с севера, а левый — с юга.

Получив данные разведки, командарм Дмитриев немедленно приступил к перегруппировке частей своей армии. На правое крыло были подтянуты армейские резервы, дивизии переформированы и получили пополнение.

За несколько дней до начала немецкого наступления в штабе армии было назначено совещание. Перед совещанием у командующего Доватор встретился с Панфиловым.

— Здравствуй, кавалерия, — Панфилов дружески протянул Доватору руку.

— Ура «царице полей» — пехоте! — весело приветствовал Панфилова Доватор и, не освобождая своей руки из его жесткой ладони, отвел генерала в сторону и начал горячо благодарить за поддержку: — Орлы у тебя люди, Иван Васильевич! Богатыри!

— А твои разве плохи?