Увы, разговора не получилось. Я ожидал чего угодно — грубости, презрения, прямых угроз, но нет. От меня отшатывались как от прокаженного и подойдя к Ждану ситуация не поменялась — старший группы явно чувствовал себя неуютно рядом со мной и, не ответив на прямые вопросы, просто ретировался, выйдя в коридор, бросив на меня озлобленный взгляд, ну а за ним уже последовали три его друга.

Ситуация складывалась прескверная. Я конечно ожидал, что влиться в коллектив будет сложно, но не до такой же степени! Как же проще было на Земле. Подошел к мужикам, рассказал пару анекдотов, начальство поругал, дороги обсудил и все — свой в доску парень.

Так ничего и не добившись, я вернулся к себе и наткнулся на изучающий взгляд соседа по койке.

— Боятся они тебя, — громче чем надо произнес мелкий лопоухий паренек цыганской наружности. Чернявый, смуглый с каким-то плутоватым выражением лица.

— А ты, значит, не боишься? — Спросил я.

— Не а. Мне батюшка вообще всегда говорил, что я своей смертью не умру. Повесят, говорит, тебя за твой язык когда-нибудь. А вот хрен ему — не дождется, старый, я еще на его могиле спляшу. Меня Витькой звать.

— Даррелл, — протянул я ладонь для рукопожатия, чем вызвал замешательство пацана. М-да, от старых привычек трудно избавиться, а в этом мире такой способ приветствия был не принят. — Так говоришь, боятся они меня?

— Конечно. Ты ж барчук! А у нас тут все простые. Обидишь тебя ненароком, а потом приедет твой папаша и голову снесет как бабка капусту.

— Так ведь здесь все равны, — вспомнил я слова директора. Все-таки идея классового неравенства еще не устаканилась в моей голове.

— Ты это Ждану расскажи, — усмехнулся Витя, — у него барин отца насмерть зарубил, за то, что он в хозяйском лесу тетерева без разрешения добыл. А чего у тебя рожа такая удивленная?

— Говорю же, память потерял, для меня твои слова как откровения свыше. В доме, где я жил, к слугам вроде как неплохо относились.

— Так это городские, там же культурные все. Образованные. А в деревнях не так. Встанет барин с утра злой и все, хоть прячься, хоть из дому сбегай — мало никому не покажется.

— И вы терпели все это?

— А куда деваться? Земля-то в аренде, а сбежишь — долг повесят. Слышал я правда, что в одной деревне решили сжечь барина вместе с имением. Ну так не живет в той деревне больше никто. Против магии особо не повоюешь. Так что приходится терпеть. Ну ничего. Я вот выучусь, на войну схожу, дворянство получу и домой приеду. На коне! Нет. На автомобиле! Я тут один в городе видел, пока сюда ехали, он ведь без лошади! Сам едет!

Восторги Витька я не особо разделял, и все еще пытался осмыслить услышанное о жизни в деревнях. Если все сказанное правда, то ненависть, которую я заметил в глазах парней вполне понятна.

— Вы давно в интернате, — сменил я тему.

— Нет, — махнул рукой парень, — месяц всего. Жрецы всегда, как дороги подсохнут начинают по деревням ездить. Знаешь, как я обрадовался, когда мне сказали, что во мне дар есть.

— Понятно. И многому вас уже научили?

— Да куда там…

Парень начал рассказывать о том, что из себя представляет местная жизнь. Картина рисовалась следующая. Каждый год в интернат прибывало от сорока до шестидесяти подростков. Традиционно мальчиков было больше и их разбивали на две группы, которые в течении следующих лет соревновались друг с другом. Для удобства каждая группа получала свой цвет, отражаемый в униформе. Девушки шли несколько особняком, и зачастую учились отдельно от основной массы курсантов.

Все обучение длилось три года, каждый из которых заканчивался месяцем практических занятий, проводимых в чуть ли не боевых условиях. Выпускники первого года, как правило, помогали ловить контрабандистов, второго — уже участвовали в боевых действиях на наиболее спокойных направлениях. Ну и после третьего года обучения все выжившие шли в регулярную армию. Именно выжившие, зачастую, из пятидесяти первогодков до финиша доходила едва ли половина.

Каждый курс жил в отдельном здании, и ученики разных лет почти не пересекались друг с другом, что, как мне кажется было весьма разумным решением. Причем курсанты второго года обучения переселялись в гораздо более комфортные помещения чем те, где нам предстояло обитать.

В корпусе, где жили подростки, было две казармы, каждая на двадцать человек. Причем входы для каждой группы имелись отдельные. Душевые, туалеты и даже спортивная комната были общего назначения. Все занятия велись в соседнем здании и на полигоне, где, кстати и можно было пересечься со старшими курсами, которые, впрочем, сейчас большей частью получали практический опыт на границах княжества.

Обучение в интернате вели сразу по нескольким направлениям — физическая подготовка, владение оружием, и конечно же магия. Уделялось время и другим дисциплинам, наподобие той же истории, но, как сказал Витек, пока их только учили читать. Да, из всех присутствующих в комнате, грамоте обучены были всего двое — я и еще один паренек, прислуживавший жрецам в храме милосердной Матери.