— Зару уведите, — приказал им седой, — а с тобой разбираться будем, — продолжал он, обращаясь к Максиму.

— Давайте разбираться, — спокойно отвечал Лазарев, удерживая охранника на прицеле, — уголовный кодекс, статья сто пятнадцатая: умышленное причинение вреда, четыреста восемьдесят часов принудительных работ, лишение свободы до четырех месяцев…

— Э, да он законник! А ну-ка, давайте в дом его, и дружка тоже, там поговорим, — начал наливаться яростью бритоголовый. Дернулся было к Лазареву, но не рискнул хватать, видно, рассудил, что тот не только по собакам стрелять умеет.

— Стоять! — укрепил Максим его сомнения. — Сергей, звони сто двенадцать. Пусть приезжают запись с видеокамер посмотреть.

Залесский достал мобильник.

— Не звони, отбой, — седой махнул рукой, мужики отошли. — Зара расстроилась, — совсем другим тоном сказал он.

— За моральный ущерб мы друг другу должны. За собаку я заплачу, — Макс убрал пистолет за пояс, достал визитку. — Вот мои координаты, свяжемся в спокойной обстановке и решим: что, кому и сколько. Мне жаль, что так вышло. Охрану смените.

Седой визитку взял, прочел, кивнул.

— Платить не надо, разобрались уже. Иди своей дорогой, Максим Лазарев, может, и пригодишься еще. — И тут же, вымещая злость, заорал на охранника: — Пошел вон отсюда! Уволен! — глянул на крыльцо. — Зарочка, детка… — на собаку, — э-э-эх, Тигран… — развернулся и пошел в дом.

— А с этим-то что? — бритоголовый пнул мертвую собаку и слился к охраннику в сторожку.

Максим и Сергей остались одни.

— Ебаный ты в рот! Погуляли, — произнес Лазарев. — И чего поперлись? Говорил же, давай Ларисе позвоним.

— Макс, как ты можешь?! Он ведь живой был.

— Так и ты живой, Сереженька, и здоровый. А мог стать инвалидом. Я что, должен был смотреть, как он тебя порвет? Почему всегда я крайний?!

Максим разозлился, выругался от сердца и пошел вперед, не глядя, последует ли за ним Сергей. За спиной услышал:

— Ма-а-акс, да подожди ты! Куда понесся… не сердись…

Не будь этой истории с собакой, Максим бы заметил, что Сергей после их новогодней ссоры какой-то загадочный, но одно на другое наложилось: то концерт с трудным полом, то снег, то собака. А может, Макс устал. Да, так и было, и накопилась усталость не за один день, даже не за неделю. Казалось ему, что катятся их с Сергеем отношения по наклонной плоскости, как санки с горы, и не затормозить, только все быстрее и быстрее. А дальше что? Ну разбегутся, останется Серж один и…

На этом умозаключения Максима заканчивались. Он не знал, что будет после, не хотел знать, прятался от этого за повседневностью. Притворялся, шутил, напивался, менял любовников, искал площадки. Чтобы не было времени остановиться.

А ведь прекрасно знал, что жизнь не помилует, тормознет, как Васю или вот пса этого дурацкого — пулей в лоб.

День пошел вразнос. На автобусе ехали долго, времени не выгадали, застряли в пробке — на съезде с кольцевой все тот же снег. И все шел и шел. Питер завалило, чистить не успевали. На Петроградской что на проезжей части, что на тротуарах — каша снежная.

Опоздали больше, чем на час. Лазарев был уверен, что приехали зря, никого в зале нет.

И ошибся! Парни ждали, кто валялся на матах, кто грелся у палок. Сложенные горкой рюкзаки, развешанные на станке у двери кофты и шерстянки — привычная и, можно сказать, родная обстановка. Сколько ни входил Максим в балетный зал, а все ловил себя на том, что любит эту “изнанку” красивой эфемерной картины балетного спектакля. Это здесь были растянутые майки, стоптанные ичики, кровь и пот, труд до седьмого пота, напряжение, преодоление или слезы.

Сергея встретили радостными возгласами и хлопками. Рукопожатия, обнимашки, поливание пола. Встали, поклон, начали — под счет и под фонограмму.

После основного экзерсиса Сергей остался заниматься с Игнатием, новым мальчиком из коллектива Инны Гасиловой, там Игнаша был солистом, танцевал в сборных программах концертные номера. На спектакли Гасилова пока не замахивалась, но лелеяла надежду собрать “мужской балет”. Она сманивала и Залесского, но тот, следуя запретам Макса, даже и разово не согласился участвовать.

— В эту шарашкину контору ты точно не пойдешь, — раз и навсегда отрезал Макс, — я понимаю — Манфей, но Гасилова… Она запредельных пенсионеров собирает или парней, которые уже совсем никому не понадобились.

Игнатий был из таких, он стоял на распутье: либо бросить балет и начинать учиться чему-то заново, либо соглашаться на “гасиловские задвиги”. Инна собиралась поставить его на пальцы. Он даже приносил каски и показывал Залесскому свои достижения. Сергей только руками разводил. С одной стороны, прецеденты за границей были, но…