– Это в каком же смысле?
– зачарованно разведал Иуда Гросман, с восторгом собирателя запирая в памяти вот это - про фактор и про трикотаж.

– Внешнее изобилие,- со знанием дела объяснил Еремеев.- Пролетарское сознание от этого затуманивается очень сильно.

Особняк торгпредства стоял за высоким - пики с наконечниками - чугунным забором, в солидном квартале, недалеко от городского центра. В нижнем холле вокруг александровского стола с малахитовой столешницей громоздились угловатые кожаные кресла. Во второй этаж вела широкая мраморная лестница с парой высоких китайских ваз у основания.

На втором этаже, в приемной перед кабинетом торгпреда, сидела за пишущей машинкой девушка по имени Катя Мансурова. При появлении Иуды Гросмана девушка поспешно поднялась из-за стола и улыбнулась гостю, как доброму старому знакомому.

– Добро пожаловать в Берлин!
– подавая Иуде маленькую сухую ладошку, сказала Катя.- А у нас с вами есть общие знакомые.

Иуда почему-то обрадовался этой новости - первой в Берлине, если не считать еремеевское сообщение о верхнем трикотаже.

– Кто же?
– спросил он, с любопытством щурясь на Катю.

Но тут отворилась высокая дверь кабинета, и на пороге возник торгпред.

– Потом скажу!
– услышал Иуда Катины слова, произнесенные тихонько.

А торгпред гудел, разведя сильные руки для приема знаменитого гостя в надежные объятия:

– Милости, милости прошу! Входите, присаживайтесь, чувствуйте себя как дома. Кофе, чай? Может, бутерброды? А? Икра, севрюжка? По рюмочке с дороги?

Иуда Гросман держался с достоинством, если не с прохладцей, и от объятий решительно уклонился.

– Нет-нет,- сказал он, мельком оглядывая кабинет,- я не пью. Вот чайку это можно, да. Прекрасный вид тут у вас открывается из окна. Не Волга, конечно, но всё же... Вам, кстати, привет от наркома, просил кланяться.

– Нарком еще в прошлом месяце уведомил меня о вашем приезде,- потирая зачем-то руки, сказал торгпред. Глядя на бегающие розовые пальцы, Иуда благодарно вспомнил маленькую, упругую, как рыбка, ладошку машинистки и улыбнулся доброй улыбкой.

– Ну да я ведь на день-другой,- прохаживаясь вдоль стен кабинета, на которых развешаны были довольно-таки посредственные пейзажи и натюрморты, сказал Иуда Гросман.- Так что я вам в тягость не буду, да у меня и несколько встреч намечено в Берлине.

– Мы тут для вас целую программу составили!
– с гордостью сообщил торгпред.- А как же иначе!

– Мои встречи намечены в Москве,- пристально глядя на торгпреда, сказал Иуда.- И одобрены.

– Тогда извините,- смешался торгпред.- Мы, значит, поспешили... Извините!

– Да ничего, ничего!
– отмахнулся Иуда.- Вы же знать не могли... Гостиница мне заказана?

– Ну, конечно,- сказал торгпред.- Здесь, в самом центре. Товарищ, который встречал на вокзале, вас доставит.

– Ну как же, Пантелеев?
– спросил Иуда.

– Еремеев,- без нажима поправил торгпред.

– Да, Еремеев,- вспомнил Иуда.- Политически подкованный товарищ. Молодец. Пусть прямо сейчас везет мой багаж в гостиницу, а я немного пройдусь.- Какая ладошка была у машинистки, какая ладошка! Крепенькая, теплой нежной кожи, на узком цыганском запястье... И Германия вдруг отодвинулась, отъехала на задний план, как декорация на вращающемся кругу сцены.

– У нас тут проверенные товарищи работают,- услышал Иуда ватный голос торгпреда и еще что-то про передний край борьбы с империализмом. Как видно, привет от наркома, который почему-то велел кланяться, сделал свое дело.

– Мне тут нужно кое-какие справки навести,- деловым тоном сказал Иуда Гросман.- Я могу воспользоваться услугами вашей секретарши?

– Что за вопрос!
– как бы с негодованием отводя любое другое решение, взмахнул рукою торгпред.- Катя! Катя, помоги товарищу Гросману навести кое-какие справки, он не совсем хорошо ориентируется в Берлине. Пошли Еремеева с багажом в гостиницу "Корона". Покажи товарищу Гросману, как туда пройти пешочком. Скажи Валуевой, чтоб подменила тебя здесь, у меня.

"Комиссарил,- подумал Иуда,- в гражданскую комиссарил торгпред где-нибудь на Украине, может, даже по соседству с Первой конной. Хорошо командует, знакомый почерк. Новое пролетарское чиновничество. А Еремеев? Тот от сохи, и это его козырной валет. Он со временем, пожалуй, сгрызет этого торгпреда, схрустит со всеми костями. Как быстро они научаются вывязывать узлы галстуков - вот ведь что интересно! Как быстро научаются, так быстро и разучиваются. Десять лет прошло с Октября, а в Бога разучились верить, торговать разучились со смаком. А научились, помимо галстуков, врать не по вдохновению, а за страх, научились дальтонизму, новую религию выучили - безбожие, со своими идолами, такими же кроваво вызолоченными, как старые боги. Изменились, обновились люди - все, и я тоже! Так, наверно, и должно быть. Только разбойники с большой дороги какими были, такими и остались: у них свой закон".