– Вы Катя, я знаю,- сказал Иуда Гросман, выйдя от торгпреда.- А я, выходит дело, Иуда. Вам поручено мне помогать. Но если вы не хотите - скажите, и будет по-вашему... Хотите или не хотите?

– Хочу,- сказала Катя.

– Тогда сматываем удочки,- сказал Иуда Гросман.- Наймем таксомотор, поедем кататься. Кататься - и всё. Я покажу вам Берлин.

– Можно вопрос?
– сказала Катя, когда они вышли за ворота.

– Лучше два,- сказал Иуда.- Вопросов всегда больше на один, чем ответов.

– Писать - трудно? Быть писателем?
– спросила Катя.

Катя Мансурова, москвичка, каучуковая девочка. Как там значилось, в свидетельстве о смерти? "Скончалась от сердечной недостаточности, в возрасте

32-х лет, в г. Москве, в Загородной больнице Лечсанупра Кремля. Вскрытие не производилось. 26 июля 1938 года". Вот так.

– Не знаю,- сказал Иуда Гросман.- Не с чем сравнить, вот ведь в чем дело...- Множество раз совершенно разные люди спрашивали его об этом: трудно ли писать книги? Иуда действительно не знал, иногда он прикидывал похо

дя: а трудно ли?
– и, не находя ответа, легко забывал о спрошенном. Писание доставляло ему наслаждение, как женщина. Трудно ли быть с женщиной? Дурацкий вопрос.

Катя легко ступала на своих стройных ногах, каблучки ее туфель-лодочек цокали по каменным плитам тротуара. Она шла справа от Иуды, и он с удовольствием ощущал, что вся его правая сторона - плечо, бок - как бы погружена в медовое солнечное тепло, а слева помещается берлинское прохладное пространство, пронизанное предвечерним слабеющим светом. Иуда скосил глаза под очками и взглянул на Катю взыскательно.

– Писатели должны быть умнее всех,- сказала Катя.- Они, например, умней актеров, не говоря уже о певцах.

– А вы откуда знаете?
– удивленно спросил Иуда Гросман.- Про актеров и певцов?

– А я с ними знакома,- объяснила Катя.- Если я служу секретаршей в торгпредстве, это еще не значит, что все мои знакомые - официантки и дворники.

– Среди официанток и дворников тоже встречаются иногда милые люди...пробормотал Иуда.- А кто глупей - актеры или певцы?

– Танцоры глупей,- сказала Катя.- Хуже никого уже нет. У них всё, совершенно всё уходит в ноги.

– Иногда это идет на пользу ногам,- сказал Иуда.- Особенно у балерин.

– Ваша жена - балерина?
– спросила Катя.- Писатели почему-то любят жениться на балеринах.

– Ну почему только писатели...- с сомнением улыбнулся Иуда.- По закону жанра вы должны мне теперь сказать: "А вы тоже женаты на балерине?" И погрозить пальчиком. Ну?

– И не подумаю,- сказала Катя.- И потом я никому не грожу пальчиком, никому.

– Тогда кулаком?
– разыгрывая испуг, спросил Иуда.

– Да нет же!
– сказала Катя.- Это жеманство, кокетство, как хотите. Это мне не нравится. А я хочу жить, как мне нравится.

– И получается?
– заботливо спросил Иуда.

– Не всегда,- сказала Катя.

– Да, это трудно...- согласился Иуда Гросман.- А что это вы говорили насчет общих знакомых?

– Григоровича знаете?
– спросила Катя.- С бородой, высокий.

– Наркомпросовский?
– уточнил Иуда.- Сева? Ну, конечно! Он одно время курировал библиотеки, потом театры. Этот?

– Этот,- сказала Катя и удовлетворенно кивнула головой.

– Хороший парень, но слишком старательный,- сказал Иуда.- Зануда. Станет наркомом когда-нибудь, ему это подойдет.

Иуда Гросман ошибся. Одиннадцать лет спустя, в июне 1938, Всеволод Григорович, осужденный за левотроцкистскую контрреволюционную деятельность и шпионаж в пользу Франции, умер от цинги в лагерном бараке, на Колыме. Его семья была сослана на бессрочное поселение в Центральную Сибирь. Освободившись из ссылки после смерти Сталина, его сын от второго брака эмигрировал в Израиль в середине 70-х годов, стал там раввином, возглавил радикальную религиозную группировку "Праведные мстители" и 3 августа 1993 года погиб в стычке с арабами в древней столице Израильского царства Хевроне.

– А я раньше жила в Париже полгода,- сказала Катя.- Прежде чем меня сюда перевели.

– Да?
– сказал Иуда.- Ну вам везет... Давайте зайдем куда-нибудь перекусить, а потом поедем кататься.

– Вы, правда, хотите кататься?
– спросила Катя.

– Нет, - сказал Иуда.- Чего я сейчас хочу - так это держать ваши руки в своих. Или в Берлине не принято так говорить девушке сразу после знакомства?

– Тут за углом ваша гостиница,- сказала Катя и просунула свою ладошку ему под локоть.- Идемте.