Шрифт:
И разломит пирог.
У причала стоят лодки, которые он не доделал.
С парусами лодки.
Солнце заходит, идет холодный ветер с моря.
В это море он и уплыл. Сам уплыл. Безо всяких лодок, просто бросился в волны, и поминай, как звали.
До берегов хотел добраться, – говорит тетушка.
Ужинают.
Холодный ветер теребит черепицу, как-то скорехонько в этом году пришла осень.
Вот так вот бросил все лодки свои, сам поплыл, – говорит викарий.
Отчаялся парень, говорит жена викария.
Глэтти этот разговор не слышит, Глэтти дома.
Сколько он лодок этих переделал, чтобы до берега добраться, а куда денешься, далеко берега, хоть сто лет плыви, не доплывешь…
Еще бы пожил, глядишь, изобрел бы чего-нибудь, на чем плавать до берегов, – говорит тетушка.
Десять вечера.
Спать пора.
Глэтти спать ложится, одеялом потеплее укрывается, Глэтти снится, как этот, тот самый вышел ночью из дома, по главной улице, к морю, в слепом отчаянии бросился в волны, поплыл, быстро, легко, он был хороший пловец, – к дальним берегам…
А Глэтти в университет поступать будет.
Глэтти умный.
А Глэтти на корабле поплывет, сейчас корабли от берега до берега ходят.
Тетушка нет-нет да и вздохнет, эх, не дожил, не дожил этот до того, как корабли стали…
А больше про этого уже и не вспоминает никто.
Зачем на психологию, спрашивают у Глэтти.
А надо, говорит Глэтти.
Глэтти подводит к голове два проводка.
Разряд.
Глэтти больше нет.
То есть, есть.
Но нет.
Он смотрит на мир глазами Глэтти, он с восхищением оглядывает корабли у причала.
Корабли.
С парусами.
Чтобы плыть до берегов.
– Что вы можете сказать о современном мире?
– Он великолепен.
– Вы, должно быть, очарованы кораблями?
– Они могут плыть до берега.
– Вы чувствуете своего предшественника, который пожертвовал для вас своим телом?
– Да, я ощущаю его.
– Что вы планируете делать дальше?
Он улыбается. Глэтти так не улыбался.
– Я буду строить корабли.
Корабль поднимается в небо, выше, выше, выше, взмахивает крыльями, беспомощно кувыркается в небе, кажется, сейчас упадет…
…нет.
Не падает.
Выше, выше, поднимается до самой луны.
Аплодисменты.
Первые пассажиры спускаются на луну с летучего корабля.
– …и человеком года в этом году объявлен…
Глэтти раскланивается.
То есть, уже не Глэтти.
Но раскланивается.
Думает, что он тут делает вообще, ему вообще не до того, ему бы сейчас туда, где корабли…
Корабль беспомощно взмахивает крыльями, выше, выше, выше, крылья слабеют, крылья не слушаются, корабль падает.
– Что ж вы хотели… – говорят Глэтти, который не Глэтти, – не полетят они выше, не полетят…
Глэтти в гневе бросает оземь шапку.
Ну, может, еще сделаете… когда-нибудь… – утешают Глэтти.
Глэтти распахивает чердачное окно, расправляет крылья.
Взмахивает крыльями, еще, еще, еще.
Летит в небо.
Выше, выше.
До самых звезд.
Крылья слабеют, крылья не слушаются, Глэтти падает в бесконечную пустоту.
Рано ушел, говорят люди.
Сколько бы еще сделал, говорят люди.
Безмостие
Завтра Аглаи не будет.
И Герти не будет.
И никого-никого не будет.
Уго думает, последнюю ночь ему осталось думать, что делать, чтобы Аглая была, и чтобы Герти была, и чтобы все-все были.
Ужинают.
Уго из уважения к Герти и Аглае целиком не глотает, на куски режет.
У них так положено.
А зачем вы так делаете, спрашивает Уго. Не про куски, про другое спрашивает.
А так надо, говорят сестры.
А кому надо, спрашивает Уго.
А сестры смеются.
А надо.
Уго еще по городку походил, в один дом, в другой, в третий, с кренделем на вывеске, со старым фонарем, и в дом, где живет вдова пастора. Пил чай, ел как положено, на кусочки резал, целиком не глотал.