Атака захлебнулась, так и не начавшись. Противник навалил трупов в метр высотой. Именно с этого и начиналась война, когда германцы безуспешно штурмовали бастионы Льежа, думая, что они сдадутся без боя. Не сдались. Но французы, так хотевшие взять Эльзас и Лотарингию, упустили шанс, не помогли бельгийцам, а потом расхлебывать их оплошность пришлось русским, отвлекая на себя удар тех дивизий, что могли пройти победным маршем по Парижу.

– Ну, что там у тебя? – Мазуров наконец обратил внимание на радиста. Тот терпеливо стоял рядышком, теребя листочек.

– Радиограмма от Брусилова.

– Это я уже слышал. Что в ней?

– Первая линия обороны прорвана. На второй идет рукопашный бой.

– Надеюсь, что эту радиограмму не перехватили австро-венгры. Звучит очень оптимистично. Может, мы и вправду их здесь дождемся. Так не хочется взрывать весь этот форт. Недолго осталось терпеть.

Все в нем кипело, нервы были напряжены, и он совсем не чувствовал усталости и уж тем более не хотел спать, хотя для человека это было самое трудное время суток, когда постоянно клонит в сон.

– Не расслабляться! – кричал он штурмовикам.

Радость их была преждевременной.

Дымовая завеса отступала.

Саперы почти проделали в заграждениях несколько проходов. Им осталось каких-то несколько метров. Но теперь большинство из них валялись рядышком со змеящейся по земле проволокой. Смотря на их трупы, Мазуров почему-то никак не мог избавиться от мысли, что он сражался с невидимками, но теперь они были мертвы, жизненные процессы в телах прекратились, кровь свернулась, а он ведь прекрасно помнил, что в этом случае невидимка утрачивает свои способности.

Они будто пришли из Средневековья, перепутав войны, потому что на них были надеты панцири с наплечниками, сделанные из листов брони, закрывавшие тело и спереди и сзади, а на головах – странного вида шлемы, чем-то похожие на те, что несколько столетий назад носили ландскнехты, бродившие по местным дорогам и предлагавшие свои услуги тем, кто больше за них заплатит. Более того, в руках у них, помимо ножниц, были еще и прямоугольные щиты, так что в случае необходимости они смогли бы построиться в каре, и возможно, что на щитах они, чтобы устрашить противника, нарисовали гербы своих родов, но все эти средневековые средства защиты оказались бесполезными. Они так и не уберегли саперов от пуль.

Несколько человек в обычной серой форме запутались в проволоке, повисли, удерживаемые колючками. Тела их от ветра раскачивались, точно жизнь покинула их не полностью, осталась какая-то частичка, которая так хочет приподнять тело, но все никак не может этого сделать. Колокольчики нашептывали им погребальные песни. Вероятно, ожидая, когда же саперы покончат со своей работой, они встали рядом с проходами – это их и погубило, лежи они и дальше, то, возможно, кто-то и выжил бы.

Как же вовремя стали стрелять штурмовики, ведь австро-венграм почти удалось добраться до них.

Но Мазуров ошибся, полагая, что следующая атака начнется минут через десять-пятнадцать. Что уж там наговорили своим подчиненным офицеры, Мазуров не знал. Какие кары небесные обещали на их головы? Но они смогли заставить своих в спешке отступающих подчиненных повернуть обратно.

Мазуров услышал рокот работающих двигателей, глухой, похожий на рычание. Напрягся от этого звука. Он-то знал, что сейчас увидит.

Расталкивая тупыми носами дым, выползали бронированные мастодонты. Они шли клином, подминая под себя заграждения вместе с теми, кто в них запутался, вминая в землю и перемалывая в отвратительный кровоточащий фарш. Проволока натягивалась, как струна, звенела и лопалась, разлетаясь в разные стороны и царапая броню танков, выкрашенную ржаво-зеленой краской. Их орудия выстрелили одновременно, значит, на каждом была рация. Форт накрыла волна взрывов и ослепила штурмовиков.

Из дыма стали появляться австро-венгры, как призраки, с каменными лицами, лишенными эмоций. Они шли молча, прикрываясь броней танков, пока не стреляя, потому что из ружей, да еще на ходу, сколько ни меться в амбразуру, – все равно не попадешь.

Бронебойный снаряд пробил нос головного танка с поразительной легкостью и разорвался внутри. Клепки, скрепляющие броневые щиты, вылетели, и танк развалился на части, как карточный домик, а тяжелые броневые щиты разбросало на добрых два десятка метров по округе. Они бились о борта других танков, отлетали, сминаясь еще больше, врезались в солдат, а те падали, точно игрушечные.

– На втором этаже – рукопашная, – доложил Мазурову штурмовик. Комбинезон на нем обгорел, лицо покрылось пеплом, смешавшись с кровью. Он говорил с трудом, делая приличные паузы между словами, точно только что долго бежал и все никак не может восстановить дыхание.