И еще при этом я отчетливо помнил, как, будучи «дублем» (хотя сам себя так, конечно, не называл), только что рванул в прошлое – недалеко, где-то на полчаса, и ненадолго – едва хватило сделать пару шагов, чтобы зайти Панкратову за спину. И вот – вернулся. Уже не номером вторым… Хотя нет, и им тоже. Но еще и самим собой прежним, «старшим». Два в одном.

И никакого пока заметного парадокса.

Виктор упал – на этот раз, похоже, навсегда – и, отшвырнув сослужившую свою службу трубу, я бросился к распростертой на полу у окна Полине. Ее левый висок был в крови, но, стоило мне склониться над девушкой, как та открыла глаза.

– Ты который из? – было ее первым вопросом. Затем, увидев неповрежденную руку, она сама же и ответила – как мне показалось, с некоторым разочарованием: – А, этот…

– И этот, и тот, – счастливо улыбнулся я напарнице. – Оба двое.

– Так бывает?

– Очевидно, да. Как тогда, в Питере под мостом – после Ярославля. Встать можешь?

– Конечно.

Для того чтобы подняться на ноги, ей все же потребовалась моя помощь.

– Правильно я понимаю, что больше нас здесь ничего не задерживает? – опираясь на мою руку, спросила Полина. – Или еще нужно что-то сделать с телами? – уточнила она, окинув взглядом поле завершившейся битвы.

– Пусть мертвые хоронят своих мертвецов, – заявил я, делая шаг к лестнице.

Спустившись по ступенькам, мы вышли на улицу. Дождь, еще совсем недавно поливавший вовсю, уже прекратился. Более того, небо почти расчистилось – и теперь с его черного бархата, лишь слегка подернутого серой ватой облаков, нам светили, дразня и маня, редкие (много их в городе видно и не бывает) холодные звезды. Какая из них окажется путеводной – и окажется ли хоть одна – можно было только гадать.

Мы же с Полиной двинулись куда глаза глядят. Просто вперед, в теплую московскую ночь – навстречу новому дню.

[1] Вот (фр.)

Атолл Папанраасиа (неофициально – остров Якова Брюса), август 20** года

Текущий поток времени

Солнце палило нещадно. Оно здесь всегда палило нещадно, даже через пять минут после рассвета и перед самым закатом, о чем уж говорить сейчас, в полдень!

На все ее жалобы на местный климат шеф только посмеивался в бороду и обещал, что в сезон дождей они еще мечтать будут о ласковом теплом лучике. Включать кондиционер он разрешал только на пару часов, вечером – чтобы остудить комнату перед сном. Ну, тут его можно было понять – с электричеством на острове было неважно, почти все, что вырабатывали солнечные панели на крыше бунгало, шло на поддержание работы аппаратуры – а на пике этого даже не хватало, приходилось запускать пахучий и немилосердно рычащий дизель-генератор и жечь драгоценную солярку.

Удивительно, как ей удалось выпросить у шефа холодильник для напитков! Возможно, потому лишь, что он и сам был непрочь скоротать вечерок за баночкой ледяного пива.

Но самой в холодильник не спрячешься, так что единственным ее спасением оставался океан – благо он тут был со всех сторон, и это если еще не считать мелкой лагуны внутри острова. Почти все свободное время она проводила, как сейчас: лежа в воде – издали изумрудно-бирюзовой, вблизи же – прозрачной, словно слеза. Свою лепту слез сюда она тоже внесла – осознав наконец, на что подписалась. Случилось это примерно через месяц после высадки, когда окончательно схлынула эйфория от знакомства с новым, столь экзотичным домом. Контракт в тропиках на десять лет (при прожитых к настоящему моменту неполных двадцати) – там, в Москве, это казалось чуть ли не сказкой (особенно с учетом возможных альтернатив: маячил не только пряник). До кучи, и делать-то почти ничего не придется… Почему-то в той бумаге ничего не было написано ни про тучи голодных москитов по вечерам (в отличие от родных комаров, подлетающих бесшумно, а кусающих куда больнее), ни про ядовитых медуз в океане (прежде чем она сумела отыскать место, куда эти твари не заплывали, те успели располосовать ей обе ноги и руку бордовыми узорами ожогов), ни про злобный ротавирус, сваливший ее на неделю с температурой под сорок. О неотступающей жаре, о жестоком солнце, под которым на ее смуглой азиатской коже чуть ли не впервые в жизни высыпали коричневые веснушки, там тоже не оказалось ни слова.

Но слезами горю не поможешь – и, пролившись, они остались в прошлом. С чем-то пришлось смириться, чего-то научиться избегать, что-то – как, например, эти ежедневные ванны в океане – суметь полюбить. Главной проблемой неожиданно оказалось то, что в Москве представлялось едва ли не основным плюсом – нудное безделье. По большому счету, ни секретарь, ни референт шефу были не нужны – с делами он прекрасно управлялся и сам. За все два месяца аврал случился лишь однажды, когда в самый ответственный момент вдруг засбоила безотказная аппаратура. Вот тогда пришлось побегать. А так…

Ни телефона, ни собственного компьютера с выходом в сеть у нее не имелось – вот это как раз оговаривалось заранее, но вовремя не насторожило – зачем в раю интернет?! Был ни к чему не подсоединенный ноутбук – шеф закачал ей на него несколько тупых игрушек – но все их она трижды прошла за первые же дни.

Со скуки она даже вызвалась готовить шефу (ну и себе заодно) обеды и ужины – так себе забава…

Кстати, об обеде – как раз близилось время сегодняшнего. А значит, подошла пора возвращаться в бунгало, чтобы хотя бы салатик по-быстрому напилить: раз уж назвался груздем – мухомором не прикидывайся…

Помедлив еще минуту, она поднялась на ноги. До берега отсюда было добрых пятнадцать метров, но вода едва доходила ей до колен. Выжала длинные, так-то цвета вороньего крыла, но будто бы начавшие немного выгорать волосы, провела ладонями по груди и бедрам, смахивая капли. Купальным костюмом она пренебрегала – а кого стесняться? Шеф на этот берег не ходил, предпочитая отмокать в лагуне, а кроме них двоих на острове никого и не было.

Признаться, последнее время ей даже иногда хотелось вот так, выходя во всей своей юной красе из океана, нечаянно – непременно нечаянно! – столкнуться у кромки воды с шефом. Конечно, тот уже безнадежный старикан (сколько ему там лет? Сорок? Да у него же дочь чуть младше нее!), но человек, как оказалось, неплохой (честно говоря, в Москве она его слегка недолюбливала – и не то чтобы совсем без оснований). Да и можно подумать, здесь богатый выбор? Контракт, как ни крути, длинный, а в монашки она не вербовалась…