Но Ока её тоже почему-то не вдохновила. Зато Андрюха доволен.

Вот с ним мне совсем расставаться не хочется. Всё-таки он самое чистое, что до сих пор сохранилось в моей жизни. Пара лет и всё изменится, тоже начнёт обрастать первыми налётами цинизма и изворотливости. И несмотря на все старания матери, он всё равно по-максимуму возьмёт от Артура.

Ещё один мальчик Андрей, оставленный мною в моих поисках лучшей жизни.

Последним из моей квартиры вынесли ведро с огромным букетом белых роз. Прощальный подарок от Димы, который мне доставили накануне вечером. Там ещё записка была: «Ты всегда можешь вернуться». Записку я сохранила, заложив её в одну из книг. А вот розы брать с собой было бессмысленно.

— Лиз, а что с этим счастьем делать? — спрашивает Егор, еле удерживая цветы. Букет не столько тяжёлый, сколько объёмный.

— Жалко выкидывать.

И дело не в самих цветах, а в том, что они от Бодлера. И пофиг, что он сам их в глаза не видел. Хорошо, если лично пальцем в экран ткнул и сказал: «Это», а то ведь не удивлюсь, если секретарь выбирала. Но это всё равно была частичка нашей истории — немного грустной, незадачливой и неуместной. Блин, а какая могла бы сказка выйти, хотя бы внешне. Нет, я не жалею, что отказалась выходить за него замуж, но мне всё равно не по себе, что отвергла его. Димка мне нравился. И это уже как присказка.

— Егор, а возьми цветы домой? Жене подаришь, — прошу я бывшего помощника.

— Чужой букет? Издеваешься? — фыркает Самойлов. — Она же если узнает, меня съест.

— Не узнает, — уверенно заявляет Кристина. — А букет, правда, возьми. Хотя бы из уважения.

Имя Бодлера никто не произнёс, но всем собравшимся и так ясно, кто мне его прислал.

Наконец-то все вещи были убраны. Опустевшую квартиру с остатками мебели и крупной бытовой техники я оставила на откуп Максу. Тот обещал её в скором времени продать и перевести мне деньги. Но что-то я сомневалась. Не в честности Реброва, а в том, что он будет торопиться с продажей моей квартиры. Будет тянуть до последнего в надежде, что я одумаюсь.

Егор запихал ведро с цветами в свою машину, и больше не оставалось причин тянуть с моим отъездом.

— Нуууууу, давайте прощаться? Долгие проводы — лишние слёзы, — говорю я с напускным весельем, а у самой в душе вдруг такая горечь разливается. Что хоть плачь.

Никто не торопится делать ко мне на встречу первый шаг. Так и стоим молча. Приходится брать всё в свои руки.

Сначала обнимаю Кристину, с ней проще всего. Обещаю, не уезжать дальше Уральских гор и всегда ждать их в гости.

Затем Егор. Перед ним отчего-то стыдно. То ли потому что уезжаю, оставляя его, то ли потому что переживаю о нём, как о маленьком.

— Мамочка, — улыбается он мне.

— Сын, будь мужиком, — прошу я его, чувствуя, как на глазах выступают первые слёзы.

Андрюху я просто подхватываю под мышки и кружу с ним вокруг своей оси, пока руки не устают.

— Илюшенька, я буду скучать! — клянётся он мне.

— Я тоже, мой хороший, я тоже.

Макс. Сколько же всего я хочу тебе сказать. Но не могу. Не выдержу, разрыдаюсь и никуда не уеду. Мой друг. Мой учитель. Мой брат. Мой защитник. Как бы всё между нами не перемешалось за последние годы, я всегда буду благодарна тебе.

Ребров с силой прижимает меня к себе.

— Малая, не начуди там, хорошо? — обращается ко мне моим прозвищем, которое придумали они мне с Артуром на заре нашей дружбы.

— А ты береги себя. И их береги… Всех береги? — слёзы я всё-таки пускаю, уткнувшись в плечо Максиму.

— О себе побеспокойся, — смеётся он, хотя я слышу, что за хриплым смехом стоит что-то ещё.

Очень сложно оторваться от Максима, это даже подобно боли. Но я всё-таки пересиливаю себя.

Слова сказаны, вещи загружены, слёзы пущены… Пора в дорогу. Моя красная мазда честно ждёт меня. Последние метры к машине даются мне тяжко. Ноги отказываются идти, приходится буквально выдавливать из себя каждый шаг. И куда я собралась-то? Неплохо же мне здесь жилось? Подумаешь, кризис самоопределения. Походила бы к психологу, успокоилась, перебесилась. За Бодлера бы замуж вышла. Родила бы ему детей и лет через десять при разводе оттяпала неплохой такой кусочек имущества для себя. Переехала бы жить куда-нибудь на испанское побережье… В этой ситуации остаётся только жалобно носом хлюпать.

Шум приближающегося автомобиля до меня доходит не сразу. Хотя нутром я уже чувствовала, как чёрный порше тормозит у меня за спиной.

Артур всегда умел эффектно появляться. До последнего боюсь обернуться к нему, пока Ара сам не зовёт меня:

— Лизка!

И тут я не выдерживаю. С резкого разворота бегу на него и буквально налетаю на Кирсанова. Висну на его плечах. Даже ногами его обхватываю.

— Прости меня, Малая, прости… — шепчет он мне на ухо, буквально впечатывая в себя своими сильными руками.

Ты помнишь, как все начиналось.

Все было впервые и вновь.

Как строили лодки, и лодки звались

"Вера", "Надежда", "Любовь".

(с) Машина времени

Москва сопротивлялась, не желая выпускать меня из своих сетей. Дело было не только в пробках, хотя по моим ощущениям, я собрала их все. Выбирая вечернее время для отъезда, я не учла, что нескончаемый поток людей, приезжающий в Москву на работу из пригорода и соседних городов, в это время начнёт своё обратное паломничество. Ехала медленно, глотая едкие горючие слёзы. Я-то рассчитывала, что быстренько стартану из столицы, оставив позади всё родное и знакомое. А в итоге плелась по улицам, натыкаясь на различные воспоминания последних пятнадцати лет. И от этого тоже становилось горько. Будто мне было мало прощания с Максом и Артуром.