– А телефона здесь разве не было?

– Нет! Точно нет! Я ишо удивилась – зарядка ест, а телефон нету.

– Что же вы зарядку этой вредной соседке не отдали?

– Ещё чево! Я права не иметь! Это не их комната! Нас так училь: всо, что найдём – всо вниз менеджеру отдавать надо. Вдруг человек вернётся, спрашиват будет.

Какая-то неувязка… Аделаида говорила, что телефон разрывался звонками два следующих дня… А уборщица утверждает, что телефон не видела…

– А за этой вредной соседкой вы тоже убирали?

– Конечно! Позавчера это быль. Но ничего не оставался в комната. Всо чисто! – упреждая мой вопрос, поспешила ответить она.

– Спасибо, Гульнара, вы свободны.

Я вернулся в свой номер. На душе было неспокойно. Вчера я что-то упустил из виду. Вчера вечером за ужином… что-то ускользнуло от моего внимания. Хотя, точнее сказать, видимо, не ускользнуло – отметилось где-то в глубинах подсознания, раз сейчас это меня беспокоит. Просто я не придал этому значения тогда. Со мной так бывало. Знакомое чувство потери следа. Следует переворошить память. Что же я упустил из вчерашнего вечера? Ужин, «сурикат», Светлана… список постояльцев… Так и есть! В номере семьсот восемнадцать была прописана Андреева Татьяна Николаевна. А где же Аделаида? Лихорадочно просматриваю заново весь список. Женщины с таким именем в нём нет. Хм-м-м…

Спускаюсь вниз. За стойкой сегодня другая сотрудница. Тоже модель, но гораздо приветливее.

– Доброе утро! Бесплатный завтрак в ресторане – это вон туда по коридору.

– Спасибо, Наталья. Я по другому вопросу.

– Чем я могу вам помочь? – сдержанная улыбка, внимательный, но спокойный взгляд. Эта «модель» внушает мне доверие.

– Видите ли, я следователь.

– А-а-а, да, меня предупреждали. Вы из номера триста двадцать? Дмитрий Александрович?

– Так точно.

– Гульнара-уборщица, уже заходила к вам? Я её с утра направляла.

– Да, мы с ней уже осмотрели номер. Там вроде зарядку находили?

– Сейчас посмотрим… – Наталья вытаскивает большую коробку из-под стола. – Чего у нас только не забывают! Две недели назад даже детскую коляску забыли, представляете? Первую неделю мы здесь храним, чтобы под рукой, а потом в камеру хранения отдаём. Это же двадцать первого было? Так и есть! Вот она, подписана, как положено, из номера семьсот шестнадцать.

– Спасибо. Скажите, Наталья, это вы выписывали женщину из этого номера?

– Да. Если двадцать первого, то я. Моё дежурство.

– Вы не помните, всё ли с ней было в порядке? Может, она выглядела бледной или обеспокоенной? Может, она такси вызывала или адреса больниц искала? – Я стал задавать наводящие вопросы.

– Хм-м-м… насколько я помню – нет. Обычная крашеная блондинка с короткой стрижкой. Сказала только, что уезжает. Я хотела сделать ей перерасчёт, чтобы вернуть деньги за бронь, но женщина сказала, что пусть всё так и остаётся, как оформлено, вдруг она ещё вернётся. Да и потом, номера были спонсором оплачены, так что…

В голове звякнул тревожный колокольчик. Ладно бы какой-нибудь международный конгресс, скажем, по электронике или новейшим лекарствам – там, само собой, без спонсоров – никак, но обычные курсы для библиотекарей???

– Спонсором?

– Точнее, приглашающей организацией.

– А вы не подскажете, что это за организация?

– Одну секунду… Это компания «ЛОБ-М». Она также оплатила номер семьсот восемнадцатый.

– Ладно… дайте-ка мне их контакты на всякий пожарный.

Наталья деловито записала адрес и телефон на листок из блокнота с фирменным логотипом отеля… Звонок в голове снова дал о себе знать, когда я уже было собрался попрощаться. Блондинка? Насколько я помню свою жену, у неё были прекрасные тёмно-русые, волнистые волосы до плеч.

– Простите, ещё один вопрос. А почему вы решили, что она крашеная блондинка?

Наталья довольно хмыкнула и сказала с назидательным тоном:

– Мы, женщины, это сразу видим.

Может, и в самом деле, визит в Москву – достаточная причина для перекрашивания? Особенно во второй половине беременности. Вспомнилось, что с первой женой во время её «отягощённого» состояния приходилось по три раза на дню ехать в другой конец города, чтобы она могла съесть свою «двойную порцию» пельменей. Причём только в одной и той же пельменной! Кто этих женщин поймёт? Но когда же Настя успела? Ведь на селфи она, вроде бы, была ещё не перекрашенной… Перелистал галерею на Настином смартфоне. Так и есть! Тёмно-русая. И фотография сделана, судя по всему, вечером. А утром, получается, она перекрасилась, прежде чем покинуть гостиницу?

– Наталья, посмотрите на это фото. Это была она?

– Конечно. Вот эта! – ответила девушка и уверенно ткнула пальцем… в Аделаиду.

– Вы абсолютно уверены?

– Вот теперь, когда вы сказали, я засомневалась. Да нет, вроде эта. Точно эта!

– Послушайте, а паспорт она показывала перед выпиской?

– Показывала. Там было ясно написано: Анастасия Петровна Плужина. Поэтому-то я и подумала, что перекрашенная – ведь в паспорте она выглядела темнее.

– Значит, на то, что волосы темнее, вы обратили внимание, а то, что это совсем разные лица – нет?!