— Подойди сюда, — посмотрела на неё и кивнула, — Вот!

Протянула ей руку, в которой был зажат красный теплый свитер, который я обычно не носила, но когда куда-то ехала брала с собой, на случай если погода разгуляется. Он был новым, и мне хотелось, чтобы у девушки осталось что-то от меня.

Не знаю почему, однако это стало слишком необходимо, чтобы откинуть такое чувство. Словно внутри так и скребло не бросать её, а помочь.

— Спасибо… — глаза девушки загорелись, и Мелинда тут же выхватила свитер, прижавшись к нему лицом.

"Она разбита. В свои семнадцать эта девочка уже тяжело больной психически человек. Её жизнь… предрешена, а всё по вине больной твари, которая тоже была человеком, но на его болезнь все закрывали глаза, пока он не уничтожил чужую жизнь…"

— Тебе… — я невольно улыбнулась и ощутила, что даю волю чувствам, поэтому взяла себя тут же в руки, — Тебе нравится, Мелинда?

— Очень! Спасибо, ангел! — девушка бросилась мне в объятия и тихо прошептала, — Я знаю, что ты ангел. Как в том фильме про девушек, которые спасают мир. Чарли. Я буду называть тебя ангел Чарли.

Я приобняла девушку и посмотрела поверх её головы. Там, вдалеке рядом с участком, стоял Джон. Он смотрел на нас не отрываясь, а когда наши взгляды встретились, кивнул, и я отстранилась от Мелинды. Пригладила её каштановые волосы и тихо сказала:

— Чтобы не случилось, Милли, помни — только одинокие люди, пережившие самые страшные моменты, но выжившие и после них, могут подарить тепло другим и помочь. Потому что только они знают цену такой боли.

— Я стану помогать таким же как я! — уверенно и совершенно серьезно произнесла девушка, чем удивила меня, — Я буду бороться…у меня… У меня ведь выйдет?

— Да… — я ответила и кивнула ей на женщину, которая очевидно пришла забрать Мелинду и увезти в клинику, — Ты очень красивая. Помни, что ты очень красивая…

— Но мне… стыдно…

— Обрати это в свое оружие. Стыдиться не плохо, тем более когда не ты виновата. Хуже всего потерять стыд и совесть. Это то, что превращает человека в животное.

Я провожала девушку взглядом, а узел в груди исчезал. Ей предстоял огромный и очень трудный путь — забыть весь тот ужас, который она пережила, и вернуться к нормальной жизни.

— Ты была на волоске, Холл!

Пока я продолжала смотреть в спину Мелинде и на то, как она садится в карету неотложной помощи, Джон встал рядом со мной и тяжко вздохнул.

— Ты постоянно мне это говоришь, Джон.

— Ты ещё слишком молода, чтобы так рисковать, Тереза. Этот человек слишком опасен. И если бы он знал, что мы вылезем из своего бункера и сами приедем, мог и убить тебя! И никто бы не догадался что это он! Его бы даже не посадили за это, потому что тебя, мат твою, не существует!

— Спасибо, что напомнил о том кто мы! — зло прошлась по напарнику взглядом, и захлопнула багажник.

— Дура! Его не вернуть! А тебе нужно жить! Зачем такая баба, как ты хоронит себя живьём?! Посмотри на себя!

— А что со мной не так?!

Мы сели в машину, и Джон тут же ехидно добавил:

— Ты превратилась в мужика. После того, как ты прилетела два года назад из Багдада, я тебя не узнаю! Ты поставила на себе крест и решила вообще умереть, если под пулями не получилось?

Джон сложил руки на груди и буравил мою фигуру холодным взглядом. Всё в его позе говорило о том, что мужчина вероятно решил приписать меня к своим дочерям.

— Джон… — я положила руки на руль, и стала крутить на указательном пальце кольцом — простым ободком из платины, который мне когда-то подарила мама и сестра на девятнадцатый день рождения.

— Ты никогда не поймёшь меня потому что не видел того, что видела я. Это невозможно описать даже с помощью всех известных языков. Таких слов нет, — прошептала и прикрыла глаза, а следом резко открыла и медленно откинулась на сидении, достав сигареты и подкурив.

— Что произошло с Диланом? Ты никогда ничего толком не рассказывала, Тери. Два года прошло, но я не слышал от тебя ни слова, кроме того, что он погиб.

Как только я произнесла первое слово в ответ на вопрос Джона, тут же ощутила на языке привкус металла, а на зубах скрежет песка. Это неизменные ощущения, которые постоянно преследовали меня в Ираке. И конечно, жажда. Мне постоянно хотелось пить. Чистая вода, в которой не было никакой дряни, ценилась на вес золота. В том районе Багдада, где мы несли службу водилась чума и малярия почти весь сезон. Всё потому что из-за постоянных терактов, взрывов и перестрелок между боевиками, оставались горы трупов, и не всегда их убирали. Тех, кого могли забрать, не подвергая себя опасности под обстрелом, тут же хоронили, но остальные…