Спустя полчаса я уже подходила в больнице. Двери оказали заперты. Я обошла здание и увидела пожарный выход. Он был приоткрыт. Я вошла и огляделась: на посту никого не было, и я поднялась на второй этаж незамеченной. В палате Насти было темно. Я приоткрыла дверь и тихо позвала её. Она не ответила, хотя я видела, что она в кровати. Я позвала снова, но она опять не отреагировала. Я испугалась, зная, какой беспокойный и чуткий сон у сестры, вбежала в палату, включила свет и подскочила к её кровати. Настя открыла глаза и, увидев меня, выключила плеер, лежащий возле неё.

––Маш, ты чего?

Я растерялась, не зная, что ответить.

––Я подумала, тебе стало плохо. Ты не отзывалась.

––Всё в порядке, музыку слушала. Что-то случилось?

––Нет. То есть, да.

Мы услышали скрип кровати – это проснулась соседка Насти. Она посмотрела на нас прищуренными от света глазами.

––Вы чего устроили? Ночь на дворе.

––Может, поговорим? – Попросила я сестру.

––Утром поговорите, ночью спать надо! – Снова вклинилась пенсионерка.

––Идите к чёрту!

––Маш! Успокойся. Жди меня на улице, сейчас оденусь и выйду.

Я покинула палату. На выходе мне прилетело в спину от старушки: "хамка какая!" Ждать Настю пришлось не очень долго: значит, ей лучше, ходит быстрее. Мы заняли ближайшую от здания скамейку.

––Что произошло? – Сходу спросила Настя.

Мне не хотелось нервировать сестру, да и выглядела я глупо, прибежав к ней посреди ночи пожаловаться на собственную несдержанность.

––Захотела тебя проведать. Соскучилась. Как ты себя чувствуешь?

––Маша, что произошло?

Отпираться было бессмысленно. Пришлось рассказывать всё как на духу.

––Я, кажется, Валеру покалечила.

––Ты? Как?

––Разбила кружку с чаем ему о лицо. Вроде, глаза повредила.

––Серьёзно?

––Не знаю. Но вопил он жутко.

––Это не показатель. Вряд ли можно изрезать глаза керамической кружкой.

––Надеюсь. Как думаешь, мама позволит ему заявить на меня?

––Нет. Он тебя ударил?

––Нет-нет.

––Как-то оскорбил?

––Нет.

––Тогда за что ты его так?

Я подёрнула плечами. Настя начинала злиться.

––Не вздумай пытаться меня обмануть. Всё равно не сможешь.

––Он тебя оскорбил, а не меня.

Настя выругалась.

––Маш, ты серьёзно? Тогда иди всю страну вырежь, при чём начать следует с матери. Не надо за меня заступаться. Вряд ли в его лексиконе есть слова, которые меня удивят. Плевать, что он говорит.

––Мне не плевать. Я не хочу, чтобы какой-то левый мужик, которого притащила мама, оскорблял мою сестру.

––Я не маленькая девочка, разберусь со всем сама. Не надо за меня впрягаться. Договорились?

Я нехотя кивнула, не смея ей перечить. Настя, вроде, немного остыла.

––Откуда плеер? – Спросила я.

––В педиатрии отработала. Сопляк, козёл, сопротивлялся, пришлось по репе заехать.

Сказав это, Настя тут же улыбнулась, не выдержав взгляда моих выпученных глаз.

––Медсестра дала на пару дней. У неё там попса одна, но что есть, то есть.

––А я уж поверила!

––Уверяю, ты была единственным ребёнком, которому от меня прилетало. Судя по твоему разуму, я переборщила.

Я засмеялась: без подколов Насти уже становилось скучно. Она подтолкнула меня плечом.

––Ну, хоть паниковать перестала.

––Да. Я поэтому и пришла: мне с тобой всегда спокойно.

––Должно быть наоборот.

––Ну я же вся какая-то неправильная. Не хочу возвращаться домой. Опять видеть рожу этого Валеры.

––Маш, если он тебя обижает…

––Нет, нет, он просто мерзкий. Тупое, грубое хамло. И он постоянно говорит о проститутках. В шутках, оскорблениях, сравнениях, между делом – все его слова так или иначе связаны с проституцией.

––Больная тема, значит. Маме надо с ним быть поосторожнее, а то будет в сорок девять лет по венерологам бегать – посмешище на весь город. Такого позора она не переживёт.

––Кстати, о мамином позоре. Я тебя спросить хотела…

––Давай.

––А ты говорила маме правду? Что убила дядю за меня, а не из-за денег?

Настя напряглась и немного помолчала.

––Маш, какая разница? Это было давно.

––Огромная. Если да, то…

––То что?

Я осеклась. Настя сурово и вопросительно смотрела на меня.