Я скрежещу зубами, подавляя рыдания.

По лицу мамы уже текут свежие слезы, и что еще удивительнее, я вижу, как в глазах отца собирается влага. Его следующие слова, как выстрел в сердце.

— Один день, Маккензи. Ты не могла дать своей сестре хотя бы один чертов день ?

Гнев и печаль, с которыми он смотрит на меня, разрывают мне сердце. Он смотрит на меня так, словно проблема во мне. Как будто это из-за меня. И хотя он никогда бы не сказал этого вслух, я знаю, что он хотел бы, чтобы это была я, а не она.

— Прости, — задыхаюсь я.

— Выходи.

Все время, пока он это говорит, он пристально смотрит на меня. Глаза, такие же, как у меня и моей сестры, сверлят меня с таким отвращением, прежде чем он поворачивается. Его тяжелые шаги стучат по коридору, пока не исчезают в кабинете. Дверь захлопывается.

Я собираюсь еще раз извиниться перед мамой, когда раздается звонок в дверь. Мы обмениваемся взглядами, и я вижу усталость, написанную на ее лице. Она выглядит так, будто за несколько часов постарела на десять с лишним лет.

Я спускаюсь по лестнице, чтобы открыть дверь, мягкие шаги мамы следуют за мной. Я не утруждаю себя тем, чтобы посмотреть в глазок. Вместо этого я открываю дверь и удивляюсь, когда вижу, кто находится по другую сторону.

Шериф Келлер и офицер Фергюсон входят с выражением, от которого у меня волосы на затылке встают дыбом. Их глаза устремляются мимо моей головы на маму, которая все еще стоит на последней ступеньке лестницы. У нее побелели костяшки пальцев, и я знаю, что она просто ждет, когда они принесут очередную порцию плохих новостей.

— Здравствуй, Моника. Мы можем поговорить с Маккензи о ее заявлении, которое она сделала ранее ?

Мама машинально кивает, и шериф Келлер поворачивается ко мне. Фергюсон достает из заднего кармана блокнот и ручку.

— Кажется, есть... несоответствие с твоим заявлением, Кензи.

Мои брови опускаются, и я смотрю на маму, чтобы убедиться, что она в порядке.

— Что за несоответствие ?

— Трент Эйнсворт, Зак Ковингтон, Маркус Уайтхорн и Винсент Хоторн говорят, что не видели тебя. Трент был особенно непреклонен в том, что никогда не касался тебя, не говоря уже о поцелуе. Они сказали, что поцелуя у костра между тобой и Трентом никогда не было. Мы еще не связались с семьей Себастьяна Пирса, так как они уже уехали в свой ежегодный отпуск, но остальные ребята... — он замолкает, и моя грудь вздымается, пытаясь приспособиться к учащенному дыханию.

Как они смеют! Как, черт возьми, они смеют так со мной поступать.

— Они лгут, шериф. Он поцеловал меня. Они все были там. Я даже противостояла им!

— Значит, они признались ?

— Я, ну, нет, не совсем, но... но это было, шериф. Я не лгу. Вы же знаете! Вы же меня знаете! Я бы никогда не придумала ничего подобного.

— Маккензи, — шепчет мама тихим голосом позади, пугая меня.

Я даже не заметила, как она отошла от лестницы. Мое сердце сжимается, когда я смотрю в ее глаза, которые снова наполняются слезами.

Она мне не верит.

Шериф Келлер мне не верит.

Никто мне не верит.

Истерика впивается мне в горло, и гнев разливается по венам от одного только факта, что я выгляжу здесь как лгунья. Не могу в это поверить.

— Это было! Я должна была быть на скале Поцелуев. Предполагалось, что я встречусь с Трентом, а не Мэдисон. Они знают, что с ней случилось. Должны знать. Они последние, кто видел ее живой!

— Послушай, Маккензи, — начинает шериф, его низкий голос прерывает меня. — Дело не в том, что я тебе не верю. Просто... у нас есть четыре человека, которые клянутся, что никогда тебя не видели, а у тебя нет никого, кто мог бы подтвердить твою историю.

Мою историю ? Это не история. Это правда!

Я ломаю голову, пытаясь вспомнить кого-нибудь, кто мог видеть нас у костра, но единственным человеком была Мэдисон. Господи, надо было остаться с Винни. Почему, черт возьми, я просто не пошла с Винни ?