Шрифт:
– Наберись терпения, – шепнул жених, – мы быстро забудем весь этот кошмар.
Но кошмар для молодой императрицы только начинался. Буквально с первых дней восшествия на престол она почувствовала себя словно в мышеловке. Вот только шанса изменить свою жизнь для неё уже не существовало. Быть императрицей – это навсегда.
Свекровь со свойственной ей жёсткостью начала лепить из тонкой, нежной, чувственной девочки некое подобие сфинкса – свою копню. Дворцовая жизнь и отношения между приближёнными к императорскому двору показались Сиси ярчайшим проявлением притворства и лицемерия. А важнейшему правилу, господствовавшему над всем этим царством цинизма, – «казаться, а не быть» – Елизавета в силу своего характера следовать была не в состоянии. Она дичилась всех и вся, никому не доверяла, выказывая почти неприкрытое презрение.
Через два дня после свадьбы Франц уже работал в своём кабинете в Шёнбрунне по раз и навсегда заведённому распорядку.
– Милый, – пыталась достучаться до супруга Елизавета, – ты даже представить себе не можешь, как мне тяжело!
– Пойми, Сиси, это принятый ещё моим дедом дворцовый этикет, который необходимо соблюдать, находясь на имперском троне.
– Но твоя матушка ограничила круг моего общения аристократическими семействами – двадцатью тремя мужчинами и двумястами двадцатью тремя женщинами. Эти люди скучны и неинтересны!
– Я очень люблю тебя, Сиси, но я уважаю свою мать, которая заботится о государственных интересах и о нас с тобой. Наберись терпения! Постепенно ты привыкнешь, а потом мы с тобой отправимся путешествовать.
Елизавета была в полном отчаянье, она не знала, чем занять себя, и часами сидела перед клеткой с попугаями, пытаясь научить их говорить.
Через две недели после свадьбы она написала стихи:
Я проснулась в темнице,На моих руках оковы.Мною всё больше овладевает тоска —А ты, свобода, отвернулась от меня!Когда императрица родила дочь, свекровь тут же забрала её в свои покои и назвала собственным именем. Елизавета пришла в отчаянье, душа её испытывала неимоверные муки, она была на грани нервного срыва.
– Сиси, родная, что с тобой? – как-то обратил на неё внимание император, оторвавшись от постоянного просмотра бесчисленных документов, в которые был погружён целыми днями.
– Ничего, милый. Я просто схожу с ума.
– На тебе лица нет! Что-то случилось?
– То, что случилось, уже не исправить, – загадочно произнесла она.
– Я могу чем-то помочь? Ты не просишь меня ни о чём.
– Как я смею? Ведь для этого ты должен оторваться от государственных дел.
– Говори, я выполню любую твою просьбу!
– Я хочу поехать туда, где прошло моё детство, где я была счастлива…
Только тогда Франц Иосиф, серьёзно опасаясь за здоровье любимой жены, увёз её в имение Поссенхофен. Лишь там он увидел на всегдашнем печальном лице своей Сиси счастливую улыбку. Радость переполняла её. Она бродила по полям и лугам, как в детстве, беседовала с простыми крестьянами, дышала чистым воздухом окрестных лесов. И никому не рассказывала о своей жизни в императорском дворце Вены. Лишь с Хеленой, старшей сестрой, которую ей всегда ставили в пример, состоялся такой разговор:
– Завидую я тебе, Сиси. Ты теперь императрица! Все почести. И власть.
– Ах, Хелена, радуйся, – ответила Елизавета, – я спасла тебя от очень невесёлой участи и отдала бы всё, чтобы прямо сейчас поменяться с тобою местами!
– Неужели тебе так плохо живётся? А я была уверена, что ты в раю, – не поверила Хелена.
– Да, так и живётся, – ответила ей Сиси и добавила: – Если это можно назвать жизнью.
Через год Елизавета родила ещё одну дочь, и так же, как и первую, её забрала к себе свекровь. Императрица впала в ступор, перестала разговаривать. Тут взбунтовался всегда молчавший в таких случаях император:
– Маман! Я требую прекратить вмешательство в мою семейную жизнь!
– Я забочусь только о тебе и о целостности государства. Твоя жена и твоё потомство принадлежат империи.
– Моя жена и мои дети принадлежат в первую очередь мне! Отныне наши дети будут находиться в моих покоях!
София окончательно поняла, что сын стал взрослым и её влияние на него закончилось. Она объявила открытую войну невестке, и отношения между ними стали крайне напряжёнными.
Через год императорская чета совершила поездку в Венгрию, взяв с собой детей. Елизавета открывала для себя эту страну, и она ей всё больше нравилась. Когда она с мужем находилась в Дебрецене – старинном городе, центре революции, которую жестоко подавила эрцгерцогиня София, – пришла телеграмма из Будапешта, извещавшая, что оставленные в столице дети тяжело заболели. Одиннадцать часов просидела императрица у изголовья умирающей старшей дочери, но выздоровления её так и не дождалась.
Супруги возвратились в Вену. Елизавета тяжело переживала смерть дочери, винила во всём себя. Она замкнулась, не желала никого видеть, проводила целые дни, гуляя по парку или катаясь верхом в одиночестве.
Когда император уходил на войну против Франции и Италии, Елизавета, чтобы поднять дух солдат, прибежала на площадь, где они готовились к выступлению. Той ночью в пламени факелов императрица предстала перед многотысячной армией босоногая, в просвечивающем насквозь платье, с распущенными длинными, доходящими до щиколоток, волосами, в бриллиантовой диадеме. Она кричала: