– Сергей – Иваныча к себе. А этих оборванцев в Иксовый бокс.

– К сифилитикам? Глав же запретил.

– Не умничай. А то тоже будешь сегодня с ними чаи ночью гонять, – с ехидством пригрозил Вахтанг.

Так мы оказались в отдельном коридоре, ответвленном в пристройку и запертым дверью-решеткой с мелкой сеткой. Четыре массивные двери со смотровыми окошечками попарно выделялись вдоль облупившихся стен. Слышался мужской стон и сырое зловоние. Оно будто пронизывало эфир своими радиационными потоками. Казалось, этим запахом пропитано все, и как всякая примитивная радиация практически не выветривалась.

Санитар посмотрел в маленькое окошко крайней справа двери. Достал ключ-отмычку как у вагоновожатых и отворил массивную деревянную дверь.

– Привет сифилитики. Принимай новеньких.

Никто не отозвался. Только стон и невнятное бормотание стали слышны намного отчетливее.

Санитар Серожа завел Пашку. Пашка под руку втянул меня.

– Пока вы здесь: один на кушетку, другой на кровать. Потом переведут. Белье принесут. А сейчас будет ужин. И не шалить!

Дверь захлопнулась. Я посмотрел на кушетку. Узкая. Короткая. Рыжий «кожзам» во многих местах изодран и потерт, весь в бурых пятнах. Пашка по привычке и статусу сел на кушетку, оставив мне право лечь в полный рост на кровать. Сверчок знал свой шесток и тем снял возможный конфликт.

Палата была точно скопирована с приемного бокса. Но одно радикальное отличие сразу бросилось в глаза: узкое окно располагалось под самым потолком. Решетка, отсутствие форточки, глухая закраска стекла белой эмалью. Зачем закрашено стекло? Я не мог понять.

Электрическая лампа не была включена, а окно почти не давало освещения. Мрак или полумрак окутал все пространство. Пространство небольшой комнаты с двумя кроватями, кушеткой, брошенным на пол матрацем и унитазом, примостившимся прямо у дверей.

Все наводило жуткое уныние. Особенно звуки. Стоны издавало человеческое тело на кровати. Секундное детское смятение овладело мной. Мы заходили в клетку зверя. А какой это зверь мы не знали. Но он был живой, скулил мужским грудным стоном. Такой я уже слышал, когда-то в хирургии, куда привезли обожженного. Крупный мужчина совершенно неопределяемого возраста и расы. Он был в сознании, весь перевязан. От него источался неприятный медикаментозный запах и запах гари. Но самое жуткое ощущение порождал его стон: низкий, грудной, исходящий через кожу и бинты. Было ощущение близости раненого зверя.

Так и в этой палате находился человек. Он лежал укрывшись с головой бордовым клетчатым одеялом. Его раны были мучительны. Стоны холодом древних подземелий обдавали меня. И только один шаг разделял наши кровати. Мой слух обострился как ночью во враждебном лесу.

– Сколько мне? Сколько? Сколько? Мне сколько? Надо, надо, надо, надо. Еще, еще, сколько мне?

Как мантры древних молитв повторялись эти слова, сложенные в нехитрые строки. Их невозможно было не слышать. Других звуков здесь просто не существовало. И я, поневоле, входил в транс. Потолок стал кружиться, стены поплыли, искажая пространство. Я почувствовал легкость полета, а затем грузность своего обессилившего тела. Все потемнело, я окунулся в сон.

Голос как звон далекого колокола пытался пробудить меня.

– Припадошный, тебя как звать?

Этот вопрос всегда имел в моем алгоритме только один ответ. И он вырвался стоном из моего организма:

– Георгий.

– Имя то какое. Что, не могли по нормальному назвать?

– Да пошел ты!

Я часто посылал людей. Считая себя чуть выше других, чуть успешнее, наглее. И я взял на себя право указывать людям их место, их дешевый статус. Не всегда мне это сходило с рук. Когда-то был бит по лицу, но это было в молодости, даже в юности. Теперь все забыто, как и не было. И где они эти обидчики? А вот я жив и, кажется, немного здоров.

– Смотри-ка. Еще огрызается. Вставай на осмотр. Хватит уже, побузил. А будешь еще устраивать Армагеддон, опять останешься в одиночке.

– Никуда не пойду! Я спать хочу.

– Пойдешь.

Этот кто-то с женским голосом, низким и неприятным, сильной рукой схватил мое запястье. Другая рука обхватила шею и в скрученном состоянии поволокла меня к двери.

– А как полностью твоя фамилия? – выдавил я из себя мучивший вопрос. – Миносян?

– Моя? Софья Ковалевская. И не Миносян, а просто Минос. Так и есть Вахтанг Георгиевич Минос. Запомни. Он хороший человек. Не чета вам. У него два высших образования, бывший военный.

– Что он тогда в дурдоме батрачит?

– Сын у него болен. Тут в больнице лежит. Вот Вахтанг с ним и нянчится.

Хватка ослабла, ко мне проявили минутное милосердие.

– Видел, детина дорожки подметает? Это он и есть – Миша. Мишико.

Я видел Мишу, этого Минотавра, блуждающего в лабиринте нестриженных кустов и поросших травой развалившихся дорожек. Но сейчас меня почти несла женщина. Такое было впервые.