Жаль, не успел с ней об этом поговорить — явились шертовы конвоиры, чтобы забрать его на поединок.

И вот теперь он стоит напротив Доуна, пытаясь сконцентрироваться только на маркизе, выбросить из головы все мысли, а вместо этого продолжает думать о Лизе и борется с желанием отыскать ее взглядом. Почти уступил этому порыву, едва не отвлекся. Наверное, поэтому первая атака Доуна отозвалась в сознании такой сильной, испепеляющей болью. С трудом сдержался, чтобы не закричать в голос, и, собрав всю силу воли, всю свою мощь, нанес сопернику ответный удар.

Так продолжалась некоторое время ментальная дуэль, из которой Доун имел все шансы выйти победителем. Мэдок чувствовал, что слабеет. И ведь это еще не конец — жадная до зрелищ публика с нетерпением ждала, когда начнется настоящий «спектакль». Поединок, которому они могли быть свидетелями.

И Доун оправдал их надежды и ожидания. Зарычав подобно бешеному зверю, бросился на хальдага. Вынужденный отражать ментальную атаку, Мэдок среагировал не сразу. Мог бы… Мог бы увернуться и нанести ответный удар. Но единственное, на что хватило времени и сил, — это закрыться щитом от яростного удара булавой. Острые шипы вонзились в крашеное дерево, выбивая из него щепки.

Еще один удар, еще одна атака… С каждой секундой Доун зверел все сильнее. Как будто вид сдающего соперника придавал ему силы, вливал в него энергию.

— Ну же, де Горт, не заставляй меня окончательно в тебе разочаровываться! — выкрикнул он намеренно громко, чтобы услышали все. И те, кто сегодня собрался во дворце, и те, кто следил за поединком с городских площадей. — Где тот великий воин, всемогущий истребитель чудовищ, о котором я столько слышал? Я здесь такого не вижу. А вы?! — вскинул он голову, посылая крик в небо. — Вы видите?!

В следующую секунду хальдаг снова напал: атаковал и разум, и тело Мэдока. Удар булавой — плечо вспорола обжигающая боль. Сознание помутнело от магии соперника, и мир перед глазами начал стремительно таять. На следующую атаку Мэдок среагировал уже на одних инстинктах, почти ничего не видя, чувствуя, как липкая, вязкая тьма заполняет его сознание. Упал на колени, из последних сил защищаясь щитом, уже готовый сдаться, больше не способный обороняться, и услышал злобное шипение твари, которую от Каменного трона уже почти ничего не отделяло:

— Ну же, де Горт, держись, будь молодцом! Подожди еще немного. Как раз сейчас твоя любимая наина… думаю, мне не стоит уточнять ее имя, спешит наверх, чтобы покончить с собой. Я хочу, чтобы ты это видел, слышишь?! Как она выбросится из окна прямо к твоим ногам!

Доун схватил его за грудки, заставляя подняться.

— Еще немного… еще… Оставайся в сознании, герцог. Сначала эта маленькая потаскушка, потом ты.

Спешит наверх… Покончить с собой…

Лиза…

Его наина.

Его любимая.

Собрав в кулак силы, которых, казалось, у него уже не осталось, Мэдок обрушился на маркиза сокрушительной ментальной атакой. Будучи уверенным, что соперник уже окончательно повержен, Доун не успел закрыться. Как и не успел защититься от резкого удара в челюсть боковиной щита. Пошатнулся и тут же получил еще один удар, на этот раз в солнечное сплетение.

Понимая, что каждая секунда сейчас на вес золота, Мэдок действовал методично, заглушив в себе и ярость, и ненависть, перемежая ментальные атаки с ударами по самым уязвимым точкам соперника.

«Уклониться, прикрыться щитом, выбить оружие из рук ублюдка», — мысленно отдавал он себе команды.

Последнюю — распороть шипами лицо Доуна — он выполнил с особым удовольствием, одним сокрушительным ударом закончив бой.

Швырнув оружие на землю, бросился ко дворцу. Оттолкнул метнувшегося ему наперерез стражника, еще одного впечатал в стену и что есть духу помчался через галерею к лестнице. Благо зрителям хватило ума отскакивать в стороны, иначе бы их постигло то же самое, что и воинов.

«Искать ее! Быстро!» — отдал Мороку ментальный приказ, призывая того поспешить на помощь его наине.

Взлетев на третий этаж, рванулся в анфиладу, понимая, что, если не успеет, опоздает, тогда уже точно проиграет.

Никакой победы ему не надо, если ее не будет рядом.

— Лиза! — крикнул, не помня себя от ужаса, заметив в распахнутом окне край темно-синей юбки, побелевшую руку, уже почти соскользнувшую с треклятой рамы, протянувшиеся по ней ослабевшие пальцы.

Бросился к ней, в последний момент ухватил за талию, потянул на себя и сжал в объятиях, слыша, как лихорадочно бьется ее сердце и сбивается дыхание от сдавленных рыданий.