Ревякин последовательно, неторопливо и обстоятельно поведал обо всем, что видел и слышал сегодня утром. Показал фотоснимки, записи показаний свидетелей…

Макаренко открыл сейф, достал плоскую бутылочку с армянским коньяком. Налил себе и Ревякину, сел в свое необъятное кресло и сказал:

– Скверное дело. И знаешь, Сережа, я все понимаю – и то, что все население кавказское боится, и что жители темнят… но пойми: надо с этим делом разобраться как можно скорее. Просто потому, что город у нас, скажем так, не особенно располагает к затяжным расследованиям. Здесь очень многое зависит от отдыхающих. А они, изволите знать, не поедут в город, где орудует маньяк-убийца. А сколько еще мы сможем скрывать от прессы, что он таки орудует?

– Да я все прекрасно понимаю! – воскликнул Ревякин. – Но с этими черномазыми никакого общего языка не найти! Я битый час потратил на одного их бугра! Я голову готов прозакладывать: он что-то знает! А как это знание из него вытянуть, если он боится до дрожи в коленях? Это не для красного словца – у него натурально коленки дрожали! Как быть?

Генерал-лейтенант задумчиво отхлебнул из бокала.

– Помощника тебе надо.

– С людьми у меня все в полном порядке, – сказал Ревякин. – Двенадцать человек в общей сложности задействовано!

– Я не о том, – покачал головой Макаренко. – Тебе бы такого помощника, с которым все эти напуганные и несчастные стали разговаривать.

Ревякин рассмеялся. Генерал-лейтенант посмотрел на него с легким недоумением. Следователь пояснил:

– Как мне кажется, такого помощника они должны бояться больше, чем маньяка. Представляю, каким чудовищем он должен быть!

– Дело не только в страхе, – возразил генерал. – Тебе нужен человек, который хорошо знал бы эту среду, ее обитателей, мог бы с ними поговорить в некотором смысле на их языке. Они – люди другого склада ума, они уважают силу. Причем даже не столько ту, которая проявляется внешне, сколько внутреннюю. Перед сильным человеком они откроются.

Ревякин покачал головой с озадаченным видом:

– Вы мне просто ребус какой-то загадываете, товарищ генерал-лейтенант. Я кого-то не знаю, кого вы мне прочите в помощники?

Макаренко ответил:

– Ты много кого не знаешь, Сережа.

– Так о ком речь-то? – с нетерпением в голосе осведомился Ревякин.

– Его фамилия Терпухин. Ну-ка, навскидку, ничего не вспоминаешь?

Ревякин почесал подбородок, задумчиво хмыкнул:

– Что-то всплывает такое, с ним связанное, что-то очень шумное.

– Ну, в общем, ты прав – действительно шумное. Хорошо, не буду с тобой играть в загадки. Юрий Терпухин, в некоторых кругах известный как Атаман. В прошлом году он в одиночку расправился с группой чеченских отморозков. Там было шестеро, сумевших выбраться из Беслана и по пути решивших устроить казнь отставному офицеру федеральных войск. Этот офицер успел позвать Атамана на помощь, но тот опоздал. Так Терпухин догнал чеченцев и устроил такое… Его не стали сажать, потому что пользу он принес нешуточную. Но шума было – не приведи господь!

– И какое отношение Терпухин имеет к Сочи?

– Он сразу после того, как с него слезли федералы, поехал отдохнуть в наши края. И снова вляпался в историю. Долго рассказывать, но в общем и целом он снова «отличился». Видимо, не пошла человеку впрок та история с приятелем. С тех пор кавказцы Сочи, я бы так сказал, неровно дышат к Терпухину.

– Но если он снова что-то натворил, то почему его не посадили?

– На сей раз вообще ничего не доказали. Формально все знали, что Шалмана Руфиева порешил именно он. Реально – никаких улик. Отпустили через три дня после задержания. И попросили свалить в родные палестины и не появляться в Сочи больше никогда.

– Ясно. Значит, вы мне в помощники прочите ненормального отморозка? Это, по правде говоря, меня не особенно радует.

– Никакой он не отморозок, Сережа. Я с ним разговаривал, я его неплохо понял. Нет, он просто человек, который убедил себя: со зверями надо обращаться по-зверски. Когда-нибудь у него это пройдет.

– Или не пройдет, и он останется таким же отмороженным.

– Нет, у этого наверняка пройдет. Он дядька рассудительный, хладнокровный… Нет, его злости надолго не хватит.

– Короче, вы мне предлагаете его найти?

– Предлагаю. Подъехать к нему в станицу, поговорить, передать, что ему дается нечто вроде индульгенции на пребывание в нашем городе. Понимаешь?

– Ну, не знаю, – с сомнением в голосе произнес Ревякин.

– Ты подумай, я же не тороплю.

Следователь кивнул. Хотя большого энтузиазма он не испытывал. Так получилось, что капитан Ревякин не отличался особой склонностью к жестким методам ведения расследования. Только пару раз за свою карьеру он врезал допрашиваемому. Второй раз – случай особый. Перед следователем сидела такая мразь, что его терпение все-таки лопнуло. Ревякин встал, неторопливо обошел стол и коротким жестким ударом в солнечное сплетение вышиб из гаденыша дух, заодно сметя с его тонких губ глумливую усмешечку.