Я неуверенно ставлю точку в конце предложения.

– Ну, что там? – Бетти наклоняется ближе, чтобы как следует рассмотреть каждое слово.

Люк никогда не подавал голоса в школе. Он молчал всегда: и на уроках, и на переменах. Этот парень никогда ни с кем не общался. У него не было друзей или хотя бы товарищей как в младших классах, так и в старших. Я осознаю, что никогда в своей жизни не слышала голос Люка. Он никогда не передвигался по коридорам медленно, как об этом написала я. Когда он бежал к главному выходу, он мог снести с ног не только учеников, но и педагогов. Юноша ни на секунду не задерживался в школе.

Я бросаю гелиевую ручку в пол и, вздыхая, провожу ладонью по мокрому от пота лицу. Моррис с Бетани дали мне слишком сложное задание – не только солгать человеку, но и постараться разгадать его. Разгадать его настоящего, чтобы письмо было максимально похоже на правду.

– Я так не могу, здесь слишком шумно, – оправдываюсь я.

На самом же деле, в комнате, где мы находимся, не так громко играет музыка, почти не слышно шипение газировки, да и никто не ругается.

– Можно я закончу дома? – почти взмаливаюсь я.

Впервые я почувствовала, что ложь может быть горькой и обидной. В сто, нет, в тысячу раз обиднее самой страшной правды. Для меня сотворение лжи – самое трудное, что только может быть. После расчётов по математике, разумеется. Но общественные отношения строится на постоянной лжи, коварном обмане и эгоистичных манипуляциях, поэтому мне некуда деваться.

Бетти и Моррис замечают моё подавленное состояние, а я ведь пришла сюда веселиться, а не грустить.

– Хорошо, можешь закончить позже, – соглашается Моррис, помедлив. – Но обещай, что передашь письмо парню. И помни – это всего лишь игра.

Всего лишь игра.

– Я помню, Моррис. И да, я завтра же опущу письмо в почтовый ящик детского дома.

Бетти разочаровывается:

– Ты так скоро уезжаешь из Хантингтона? – она наполняет свой стакан газировкой и чуть-чуть отпивает. – Мы же совсем не успели поговорить.

– Мне срочно нужен отдых за городом, – смеюсь я. – Да и у бабушки завал на работе, а этим летом я обещала ей помогать.

– Очень жаль, – Бетти опускает голову. – Надеюсь, мы скоро увидимся.

Подруга поднимается с колен и встаёт рядом со мной в ожидании, что я сделаю то же самое. Я встаю на ноги и тепло обнимаю её, вдыхая аромат ванильных духов.

– Тоже на это надеюсь.

Мы с Бетти взаправду отдалились друг от друга, и каждой из нас хотелось бы проводить больше времени вместе. Но время совсем не щадит нас, заставляя взрослеть и отпускать далёкое детство.

– Спасибо, что хоть не надолго, но пришла, – повторяет она.

– Нет проблем. В конце лето обязательно приду ещё раз.

– А я тебя звал? – встревает Моррис, ехидничая.

– Куда уж ты без Кэтрин, – Бетти отстраняется и поднимает газировку с пола. – За нас!

Мы в последний раз смеёмся, провожая окончившийся учебный год, в последний раз обнимаемся этим вечером и расходимся по домам.

Я вхожу домой и захлопываю за собой дверь. Поток свежего воздуха в последний раз подхватывает подол моего небесно-голубого платья. На часах семь тридцать, дома никого нет, кроме меня. Только я и бешеный стук сердца. Только я и ложь, которую я принесла с собой.

Я переодеваюсь в домашнюю одежду, смываю макияж с лица, наливаю себе вкусного чая и иду в свою комнату.

Я медленно поднимаю голову, беру лист, кладу его перед собой и начинаю писать вновь.

«Дорогой Люк,

Пишет тебе Кэтрин Лонг.

Чёрт возьми, я больше не могу молчать – так и знай. Я больше не могу отмахиваться от собственных фантазий. Я больше не могу смотреть на тебя, при этом сохраняя ровность дыхания. Я больше не могу сдерживать себя. Твоё молчание заставляет меня говорить, твоя быстрая походка заставляет меня задумываться над пунктом твоего назначения, твой томный взгляд сбивает моё дыхание. Твой загадочный вид выдёргивает меня из образа, который я тщательно оттачиваю почти ежедневно. Я хочу разгадать тебя. Я жажду знать, почему ты действуешь на меня подобным образом…»

Хочешь солгать – скажи долю правды. Так я и поступаю. В этом мире не осталось ничего святого, раз правду мы теперь выдаём за ложь. Поставив последнюю точку на сегодня, я отбрасываю исписанную бумагу в дальний угол стола и даю себе обещание, что обязательно закончу письмо чуть позже.

Я беру в руки горячую чашку зелёного чая и делаю несколько маленьких глотков. Осторожно-осторожно, ведь кипяток больно обжигает остывший язык. Глоток за глотком – мята должна меня успокоить. Мята поможет мне вернуться в повседневность. Я начала пить чай с мятой одним далёким Рождеством. Тогда я была в третьем классе. На Рождественских каникулах я, как и обычно, осталась в детском доме бабушки на несколько праздничных дней. Здание было украшено многочисленными сверкающими гирляндами, внутри повсюду шуршала мишура, а подарочные коробки были на каждом шагу. В этот период самые добрые люди Йорка и всего округа отправляют подарки детям, которые по вине своих родителей были лишены шанса на их получение. Подарочная обёрточная бумага шелестела так громко, что не все дети услышали тихий перезвон колокольчиков Хью – повариха лет шестидесяти, которая до сих пор работает в детском доме. Так эта милая старушка приглашала детей за праздничный стол, где нас поджидал зелёный чай с листами мяты, рождественские пудинги и бесконечно долгие, но очень интересные истории из прошлого. С тех пор я ни на день не расстаюсь с ним.