Оседлав Лу Вара, я выкрикнул «Я убью тебя, лодочник!» хриплым голосом, после чего отдал советнику команду ковровой бомбардировки горки из его встроенного ракетопулемета. Берсерку-паладину на этот обстрел было похер. Он даже не отмахивался, а просто врубил свою защиту, поглощающую любой урон и продолжил кататься, окруженный едва заметно мерцающим пузырем.

Но костюм Лу Вара оказался полон сюрпризов, и из правого предплечья у него в сторону Лехи отправилась в полет очередная приблуда. Самонаводящаяся реактивная железная лапа-гарпун на длинном тонком тросике. В состязании в кошки-мышки победила техника. А вот в поединке силы однозначно выиграл ерпарх. Даже не заметив, что к нему кто-то прицепился, он так и продолжил гонять по холму. Ну а мы рванули за ним на стремительно укорачивающемся тросике, как воднолыжники за лодкой. В общем, остановить Леху удалось, лишь вручную направив его взгляд на елку, выруливая на нее и применяя систему торможения из автомобильного краш-теста. В состязании «трехметровой толщины секвойя — накуренный в хлам ерпарх Мардукора» победителей не выявилось. Дружеская ничья и отпечаток Лехи в натуральную глубину в коре древа.

В наказание паладин был подвешен на цепях на нижней ветке елочки, рядом с мигающими огоньками магической гирлянды, созданной Архимагом из огромного числа разноцветных светляков. Рядом с Лехой мы подвесили его щит, а на голову ему торжественно присобачили созданный мною старый советский будильник. Ну, знаете, такой… Им еще можно кирпичную стену пробить, а его звоном поднять половину деревенского кладбища. Поставив время на часах без пяти двенадцать, я понял, что нет самого главного — салфеток с карандашом, чтоб желание загадать. Выручили Архимаговы походные запасы. Пергамент и пучок восковых разноцветных карандашиков.

Поскольку салфетка с желанием должна догореть до конца боя курантов, бил Леха в молот часа два. Почему? А потому что, как выяснилось, зачарованный на долговечность и пожароустойчивость пергамент крайне неохотно горит. Но, пожары пожарами, а против реактивной плазменной струи из реакторного сопла советника с температурой горения около восьми тысяч градусов нашего Цельсия на конце струи он не выстоял. Правда, там и пепла почти не осталось, но главное — традиция!

А поскольку куранты закончили свой звон, настало время запускать салют.

Мой вам совет. Если надумаете как-нибудь гулять с министром обороны, генералом подрывной бригады, пироманьяком и просто укуренным в хлам минером, то подумайте сначала об укрытии на час салюта, или хотя бы о берушах. Нет, никто не пострадал даже. Но грохот стоял такой, что вороны с деревьев в лесу попадали. Вы когда-нибудь видели седую ворону? Жуткая картина, между прочим — стая седых от страха птичек.

Поскольку Леха опять начал проясняться рассудком, я психанул и, отыскав мундштук, переделанный ранее мною в трубку, придал ему свойство бесконечного синтеза веселяночного дыма. А чтобы упоротый в хлам воин не выронил ее изо рта, я приклеил ее к губе лейкопластырем классического образца. Знаете, тряпочный такой, он еще отрывается вместе с раной, которую он заклеивает. В этом и состоит его принцип — порезался, залепил пластырем, оторвал — порез остался на пластыре, а кожа чистая. Если не считать следов клея, которые еще месяц будут напоминать о произошедшем. Иного объяснения его суперклейкости я не вижу.

Итак. Куранты пробили, настала пора открывать подарки. А для этого их еще подарить надо. Эй, где дед Отморозок?! Ой, это же я…

Почесав затылок, я не стал особо думать. Как обычно, в общем. А просто силой мысли создал большой красный мешок. После чего напитал его своей маной и «благословил» Вакховым, исполняющим желания благословением, формулируя мысль так, чтобы мешок для каждого, кто запустит в него руку, синтезировал идеальный для этого человека подарок. И пока я это делал, Архимаг в образе жирной Снегурки открывал порталы во все населенные пункты примиряемых государств, приказывая всем собраться у нашей елочки. Ослушаться его никто не мог, поэтому пришли все.

Аааа, вот какая хронология появления этой убитой в щи толпы на поле…

Так, не отвлекаться. Леха то в итоге где? Так и висит на ветке?

Тааак… Вот я сижу на воздухе и протягиваю свой мешок бесконечно череде проходящих мимо удивленных людей и пыхаю на всех веселяночным дымом собственного синтеза… Все достают подарочки, многие открывают их тут же. Коробки скидывают под дерево. Бантики… Бантики от подарков кто-то придумал привязывать на пускающего дым и слюни паладина, болтающегося на цепи невысоко над землей. Ха! И все?! Его просто замотали в бантики? А я то переживал!

— Лех! Лееехаааа! Ты там как живой вообще? — разбирая висевшую на ветке кучу бантиков, звал я напарника. — А хотя че тебе будет-то, максимум — убитый в хлам…

Слой за слоем, бантик за бантиком я разгребал эту стихийнообразовавшуюся пятиметровую елочную игрушку. Даже не срывал их — смысла не видел. Просто пробирался внутрь, туда, к цепям. Пока не выпал из нее с обратной стороны. Плюхнувшись на землю, я с удивлением посмотрел сначала на Лехин кокон, а потом на елку. Снизу клубка из бантиков была аккуратная дырка, как в осином улье. Тут, внизу, на дереве, кусок коры неровной прямоугольной формы был неаккуратно приставлен к стволу. Верней, к нише, выдолбленной прямо в стволе. Вокруг этой импровизированной двери валялись кучи темной древесины, даже не вырубленной — вырванной нахрен кусками прямо из ствола секвойи. Из-за двери раздавалось недовольное кряхтенье. Через несколько секунд дверь упала на землю, и из ниши вышел паладин, встав ногами на край двери. За его могучей спиной удалось разглядеть криво выдолбленный из дерева толчок с торчащими во все стороны волокнами и занозами. Словно древесину тупо рвали зубами и когтями.

Хотя, почему — словно? Судя по торчащим из-под Лехиных ногтей древесным опилкам, так все и было. Видимо, очень сильно срать хотел. Кустов-то вокруг на километр не осталось — все хороводы из местных жителей вытоптали. Вот сразу видно воспитание! Я бы на его месте тупо с ветки посрал, как воробушек, и похер.

Несколько секунд Леха стоял с закрытыми глазами и шарил руками перед собой. Видимо, пытался понять, куда исчезла дверь. После чего прямо закрытыми глазами посмотрел вниз, на прижатую его ногами цель, пыхнул трубочкой, так и прилепленной к его нижней губе, и наклонился за дверью. Наверняка, он бы ее поднял очень легко, если б не стоял на краю этой доски ногами. Хотя, с его силушкой бога, мать его, тырской, он ее легко и поднял. Опрокинув себя обратно в толчок и криво приложив дверь обратно к проему. Изнутри послышалось гневное пыханье трубкой, а древо содрогнулось от удара. Видать, это он так расстроился и стукнул по стене, или по полу от огорчения. А я понял, что меня разбудило. Судя по всему, именно так минимум один раз он уже сделал и, когда он в прошлый раз вот так же гневно долбанул кулаком по стене, я и проснулся. А может и не кулаком, конечно. Может пнул, или башкой приложился.