Ну что ж…

К моему неприятному удивлению, Герман лег спать рано. И когда я пришла, почти через час, молча потянул меня к себе. Я зажмурилась, сжала зубы. И поняла, что не смогу. Даже если это последний раз. Теперь уже не смогу.

– Герман, я… не могу.

– У тебя что, теперь по два раза в месяц? – удивился он. – Только что ведь было. Да и когда это мешало?

Я молчала.

– Знаешь, если не хочешь, можно было так и сказать. Мы же договаривались. Зачем врать-то?

– Не хочу. Прости.

– Да было бы за что, - сказал он с неожиданной злостью и отвернулся.

Да, Герман, ты прав. Не за что. То, что было между нами в последнее время, - это действительно ничто. По сравнению с тем, что было раньше. Эти три месяца убили остатки чувств. И это была моя вина – потому что я дрогнула и согласилась попробовать еще раз. Потому что мне было плохо. Потому что тот, о ком я мечтала, решил жениться на другой.

А теперь он на ней не женится. Но и я ему, похоже, тоже не нужна.

31 декабря

В детстве последний день года был самым-самым длинным, бесконечным. Я уже с утра ждала вечера, а он все не наступал и не наступал, как будто стрелки часов прилипли к циферблату. И сейчас было то же самое. Только раньше я ждала праздника, новогоднего волшебства, а сейчас – чтобы поскорее все закончилось. Чтобы наступило первое января и я поставила крест на прежней жизни.

На душе было тяжело. Одно дело вспышка ярости, когда думаешь: сволочь, ненавижу, не хочу тебя больше видеть никогда. И совсем другое – хладнокровно и обдуманно сказать: извини, но мы больше не вместе. Мне было безумно жаль всего хорошего, что было между нами, но я понимала, что жить с Германом больше не смогу. Ни при каком раскладе.

Утром мы поехали к маме поздравить с наступающим. За рулем была я, и Герман всю дорогу молчал, глядя в окно. Нет, это не было то железобетонное, каменное молчание, которое означало надвигающуюся ссору. Он просто молчал, как будто думал о чем-то. Мы посидели немного и отправились обратно. В багажнике лежали две большие ветки, срезанные с елки во дворе.

Дома Герман поставил их вазу, повесил игрушки, набросил мишуру. Принес из кухни миску с мандаринами. Томительно запахло Новым годом. Первые два раза мы отмечали праздник дома, вдвоем. Сидели рядом с такими же ветками, чистили мандарины, отщипывали друг другу по дольке… У меня защипало в носу.

Закончив с елкой, Герман пошел на кухню готовить свой фирменный салат с кальмарами – как мы говорили, с кошмарами. Вечером мы – вместе с салатом - собирались в гости к Ирке и Пашке Антоновым. В универе я училась с Иркой, а Герман с Пашкой. У них мы когда-то и встретились на вечеринке. По правде, я уставала от шумных компаний, но сейчас что угодно было лучше, чем ночь наедине.

Он возился на кухне, а я сидела в кресле в полной прострации. И даже думать уже не могла, в голове крутились какие-то обрывки.

– Пока не забыл, - Герман показался в дверях с упаковкой Зиртека. – Ты с какой сумкой пойдешь? Я к тебе положу.

У Антоновых было два кота, и Герману, чтобы не чихать и не сморкаться весь вечер, приходилось брать с собой таблетки от аллергии.

– С черной. Под зеркалом.

Он вышел в прихожую, и меня как подкинуло. Подарок Максима так и остался лежать в сумке.

Твою мать!!!

Но было поздно.

– А это что?

Герман вернулся с белой коробочкой в руках. Для одного из своих глянцев он, в числе прочего, писал обзоры элитной парфюмерии и прекрасно знал, что сколько стоит. Еще можно сказать, что купила себе к празднику. В конце концов, я хорошо зарабатываю и могу себе позволить… Но язык словно примерз к зубам.

– Что, подарочек от?.. – от кого именно, замазала и запикала бы любая цензура.

Дальше понеслось такое, что всем известное слово из пяти букв, обозначающее женщину с низкой социальной ответственностью, показалось бы в сравнении нежным и ласковым. Я застыла с открытым ртом. Смутно пробежала мысль, что, по большому счету, все его слова не так уж далеки от истины. И от этого стало еще противнее.

Но раз так – чего ждать? И ради чего стараться обойти острые углы – если он обо мне такого мнения?

– Да, представь себе! – я вскочила с кресла и встала перед ним. – Подарок от любовника.

Герман сгреб меня за футболку, так, что она жалобно затрещала, и прижал к стене.

– Ну и с кем ты спишь, сука?

Наверно, еще можно было остановиться, но он смотрел на меня с такой ненавистью, что я не смогла. Сказала - с вызовом, с кошачьим прищуром.

Пощечина была настолько сильной, что я не удержалась на ногах и съехала на пол, приложившись об стену затылком. Из глаз посыпались искры. Губа вспыхнула огнем, из носа на футболку крупно закапало.