– Предлагаешь разгрести дерьмо за Крассом? Подумай дважды, прежде чем ответить. Мы воюем не первый год и не готовы затягивать нашу войну.

– То, что ты называешь дерьмом, Спартак, я называю желанием обездоленных, несчастных людей вернуть свои права! Плебс, вольноотпущенники, рабы – это все люди, такие же люди, которых возглавил ты три года назад! – вскричал Катилина, не в силах справиться с охватившим его возбуждением.

– Наш враг не нобиль, а римский народ, – процедил Рут. – Мы не хотим иметь ничего общего с вашими разборками!

Я покосился на Катилину. Вполне резонно. Нобили, которым Катилина дал возможность уйти, не отступят и поборются за свои права, только теперь на их сторону встанут силы Лукуллов и других полководцев, в их числе может оказаться сам Марк Красс. Не нужно забывать, что в Апулии я собственными руками вскормил зародыш гражданской войны, когда выпустил на волю латифундийских рабов. Италийские племена, в большинстве своем враждебно настроенные против римлян, лишившись поддержки из столицы Республики, очень скоро самоорганизуются, чтобы противостоять свалившейся на их головы напасти. Когда латифундийские беглецы будут уничтожены, а ополчение италийских племен поймет, что оно по-прежнему представляет угрозу, верхушка италиков обратит внимание на Рим, где начались беспорядки, и попытается либо захватить власть, либо продавить под шум волны свои новые интересы. Ситуация была непростой, лезть в нее – значило бросаться в омут с головой во внутренние разборки римлян. Моя цель заключалась совсем в другом, и Катилина должен был отчетливо это понимать.

– Я не возглавлю тех, кто может приравнять человека к скоту. Какими бы несчастными ни были эти люди. Это твоя война, Сергий! – сказал я, качая головой.

– Глупец! Я предлагаю выстроить Рим заново! – взревел Катилина, ни на миг не собираясь отступать. С каждым словом квестор распалялся все сильнее. – Ты – единственный во всем Риме, кто способен справиться с этим! Я ждал именно тебя! Рабу не поверит никто, Спартак, но назвать тебя рабом не повернется язык! – рычал квестор. – В новом Риме не будет места рабству! Здесь не будет места долгам, неравенству…

– Как ты себе это представляешь? – перебил его я, чувствуя легкое раздражение.

– Как ты представлял себе цели своего восстания, когда поднимал его, а, Спартак? – взвизгнул Катилина. – Считаю, что нет ничего невозможного. Никогда!

В наш разговор, начавший проходить на повышенных тонах, вмешался Рут:

– Пока есть римские полководцы, которые могут противопоставить этому свои легионы, не бывать этому. Ты должен это понимать, квестор, – уверенно заявил гопломах.

– Лукуллы, Красс… – начал было перечислять Митрид, но Катилина грубо перебил его:

– Я знаю своих врагов в лицо, но верю, что вы таковыми не являетесь, потому что у нас с вами общие цели и намерения! Мы сможем идти одной дорогой, – Луций Сергий съездил кулаком по столешнице, да так, что со стола посыпалась посуда. Перевернулись чаши с вином, которое разлилось по полу. – Пока жив хотя бы один нобиль, который не будет готов отказаться от своего имущества, от знатного рода и всего, что возвышает его над остальными людьми, Рим не поднимется с колен!

– Ты хочешь расправы? – спросил я.

– Если это потребуется, я убью каждого, кто встанет на моем пути, – подтвердил Катилина; его глаза сузились, и я нисколько не сомневался, что он говорит правду.

Сказаны эти слова были с такой жестокостью, что от них по моей спине пробежал холодок. Этот человек знал, о чем рассуждал. Вряд ли его слова когда-либо расходились с делом.

– Вы со мной? – тяжело дыша, спросил он.

Я переглянулся со своими боевыми товарищами.

– Выкладывай свой план, – сказал я.

Сергий Катилина раскрывается

– Ты уверен, что ему можно доверять? – шепнул Рут.

– Подозрительный тип, – охотно согласился с гопломахом Митрид.

– Спартак, одно твое слово, и я перережу ему глотку, а мы забудем это недоразумение, – заявил Нарок, потянувшись к мечу, но я тут же одернул его:

– Не стоит, возьми себя в руки, брат. Отступать поздно.

Я пресек болтовню своих ликторов. Мы стояли на Марсовом поле, где Катилина собрал огромную толпу. Я затруднялся сказать, сколько человек пришли сюда, но среди множества мужчин встречались женщины, старики и дети. Римлян было так много, что я вряд ли мог охватить взглядом собравшихся. Несмотря на это, люди продолжали стекаться к Марсову полю, а Катилина не спешил начинать, ожидая, когда подойдут остальные. Большинство горожан были пьяны и с трудом держались на ногах. Понятное дело, что в одиночку Катилине при всех его организаторских способностях вряд ли бы удалось собрать на Марсовом поле всю эту огромную толпу. Народ созывали глашатаи, роль которых сегодня выполняли римские кавалеристы. Я быстро понял, что находившиеся в городе легионеры – всадники союзных войск, имевшиеся в каждом римском легионе. Красс не хотел рисковать и оставил в городе тех, у кого происходящее в Риме не вызовет особого интереса. Факт присутствия здесь целой алы кавалеристов заставлял нервничать моих ликторов и прибавил немало седых волос мне. Нетрудно было догадаться, что эти люди были оставлены Крассом в Риме и подчинялись непосредственным приказам Луция Сергия, велевшего собрать плебс, вольноотпущенников и рабов на поле. Интересно, как он мотивировал свой приказ? Для чего собирал людей? Меня успокаивала простая мысль – знай они, чт'o на самом деле здесь произойдет, нас четверых давно бы схватили, а Катилина был бы обвинен в измене. Благо, никто из кавалеристов не обращал на нашу небольшую компанию никакого внимания. Сам квестор, раздававший приказы, выглядел замотанным, до нас ему не было никакого дела. Отступать теперь, когда договоренности с Катилиной достигнуты, было поздно. Мысль об этом вводила в ступор, но я надеялся, что человек, которому мы доверились, знает, что делает. Я вдруг подумал, а пошел бы я на такой серьезный риск, не будь Катилина столь убедителен и красноречив в своих обещаниях? Ответ казался очевидным. Я шел в Рим рисковать, и, если мне не удалось убить Красса, это еще не значило, что я не смогу как-то иначе помочь Тирну, мчавшемуся к столичным стенам на всех парах. Оставалось понять, что я мог сделать для молодого галла. Риск был чрезвычайно велик, но полученное взамен перекрывало все ставки.

У меня на душе было неспокойно. Разговор с Катилиной оставил неизгладимый отпечаток. Сказано было слишком много. Какие-то несколько часов кардинально встряхнули мою жизнь и планы, которые я вынашивал. Казалось, Луций Сергий предлагал что-то невозможное. Его идеи выглядели безумными, идеями совершенного сумасшедшего человека из тех, кто плохо заканчивают. Но одновременно что-то цепляло в его словах. Я не сразу понял, чт'o именно, а когда догадался, мысль эта выбила меня из колеи своей простотой. Катилина всего лишь предложил сделать то, о чем мы только мечтали в своих самых смелых снах, квестор же явственно указывал на пути достижения намеченных целей. Пусть он предлагал рубить сплеча, не оставляя за собой пепла и возможности отступить, но в этом крылся тот самый шанс, который люди, доверившиеся идее восстания, искали годами. Катилина ратовал за свободу и равноправие. Это был главный довод, развеявший мои последние сомнения, заставивший слушать квестора внимательно. Я не ведал его истинных побуждений, но знал, что прямо сейчас мы смотрим с ним в одну сторону. Вернее сказать, Катилина показывал мне, как достигнуть своей цели в кратчайший срок. Мою позицию не разделяли ликторы.