– Да. Я ее подделала. И я поеду на это шоу, ясно?
– повысив голос, заявила я.
– Моя жизнь такая однообразная! Остался последний год школы, а потом летом уже не до шоу будет, согласись?

Отчим незаметно вышел из кухни и принялся опять сражаться с ботинками. Бог мой, всего-то развяжи шнурки, да и все! Нет. Он будет пробовать запихать ноги как есть. И в этом весь он.

– Ну правда, Натах, - вздохнул отчим, - отпусти ты ее. Все равно она уже твою подпись подделала.

– Так ты что ли кастинг прошла?

– Ага. Типа того.

– Ладно. Сдаюсь.

Они уехали на дачу к его матери, а я осталась дома. Хотя бы на ночь, но хата моя. Можно делать, что хочешь. Позвать друзей, закатить нехилую пирушку. Или поступить так, как в итоге поступила я.

Лечь спать и благополучно проспать до утра, не увидев ни одного сна.

Глава 2. Меланхолик.

Начну с того, что дом «Дома» оказался не такой, каким его по телику показывали. Он намного больше. Нас привезли на автобусе, быстренько выбросили и уехали. Внутри ожидала команда костюмеров, гримеров и еще куча людей, и каждый был при своем деле.

Нам показали наши комнаты. Выдали карточки с именами, точнее, с игровыми псевдонимами. К примеру, мне, как самой мелкой, было присвоено прозвище - Малявка. Поэтому я с завистью взирала на двадцатисемилетнюю Рок-звезду, и даже имя Сахарок (двадцатидвухлетняя пустышка) казалось мне лучше и звучнее Малявки.

Съемки начинались на следующий день. По крайней мере, официально. Не официально: они начались, едва мы переступили порог.

– Камеры всюду! – воскликнула Барби, - даже в туалете.

– Эээ! Я не хочу, чтобы меня снимали в туалете! – понеслось со всех сторон.

– Перетерпишь, - вздохнула Рок-звезда.

Утром нас собрали в фойе перед огромной мраморной лестницей.

Некоторые успели за вечер и ночь подружиться. Я в их число не входила.

Я вообще почти сразу пожалела, что приехала. Этот дом не пах привидениями. Так. Декорации красочные – и только. А люди, хоть и взрослые, но какие-то глупые.

Марианна-Барби помешана на красоте. Она красит волосы в платиново-белый цвет. Полжизни провела в солярии и фитнес-клубе. В губах – силикон. На лице с тюбик тонального крема – по одному на каждую половину лица. На глазах столько теней и туши, что с ресниц, при каждом взмахе, слетала мелкая пыль. Весь ее гардероб кишел белыми и розовыми маечками, топиками, шортиками, мини-юбочками. Будто она на курорт приехала, а не бороться за долгожданный миллион.

Вот и сейчас она стояла и тупо разглядывала наклейки на собственных ногтях. Она заметила, что я ее рассматриваю, и довольно улыбнулась.

Дура.

– Готовность пять минут, - объявил металлический голос из динамиков.

Леша-Бицепс показывал Мише-Медведю, где у него заканчиваются бицепсы, начинаются трицепсы и переходят еще в какие-то цепсы. А тот умудрялся глазеть на круглый зад Карины-Сахарка. Действительно. Складывалось ощущение, что шорты ей порядком жмут. Будто нельзя покупать одежду по размеру.

В общем и частном я сто раз успела пожалеть о своем решении участвовать в телешоу. Глупая затея.

Хотя… Все лучше, чем торчать на даче у «Петрушиной мамы».

– Готовность одна минута.

Кроме десяти игроков, внизу больше никого не было. Если бы все притихли, можно бы было услышать тихий механический скрежет. Движение камер. Они натыканы в каждом углу, в каждой вазе, цветочном горшке, картине, на полке с книгами. На всех уровнях высоты и низины. Даже не всегда можно было их различить, так как эра мигающих красных лампочек давно закончилась.

– Готовность десять секунд.

Несколько человек поменялось местами. Каждый старался занять более выгодное положение. Мое внимание привлекли звуки с кухни. Но я не могла пока уйти из фойе. Снималось самое начало.

– Пять, четыре, три, два… Один.

Из невидимых динамиков загромыхала музыка. В дальнейшем с нее каждая новая серия начиналась. Таинственная, немного торжественная, немного мрачная.

С двух сторон на верху лестницы появились мужчина и женщина. С их появлением загорелись факелы, расположенные вдоль перил. До самого низа. Раньше я их не приметила.

Пара замерла у самого начала лестницы. Он – одет в обычный смокинг. На ней – наряд из обилия павлиньих перьев. Бедная птица, должно быть, лысая ходит. То есть, я надеюсь, она еще ходит.

Музыка прекратилась.

Мужчина с восторгом переводил взгляд с одного нашего лица на другое, будто с такой высоты он мог что-то конкретное разглядеть. На лице женщины появилась мерзкая плотоядная улыбочка. Так медсестры улыбаются, когда уверяют, что делать укол не больно. А потом ка-а-а-ак воткнут шприц. И продолжают улыбаться. Вот так же. Лилейно.