– Что ты мелешь, ну что ты мелешь?
– возмутилась Металлина.
– При чем тут это? Писать всегда есть о чем, надо только засадить себя за стол. Дружков-подлипал к чертовой матери. Но я сейчас не об этом.
– Перевела дух и внушительно продолжила: - Слушай внимательно, что я тебе скажу. Все говорят, что ты не гений, что ты творчески несостоятелен.

– Ну и черт с ними. Пусть говорят, пусть болтают, кому охота. Людям трепаться свойственно.

– Все же смеются: до сих пор на всех перекрестках трещали - гений, гений, а теперь кричат - пустышка!

– Ну и пусть. Никто не знает, какая это тяжелая, невыносимо тяжелая обязанность ходить в гениях. Побыли бы в моей шкуре. Куда лучше быть Кавалергардовым. Он не гений. И никто от него не требует, чтобы он создал что-нибудь непременно гениальное. И ему хорошо. Как говорится, не дует. А власти, благ - на полдюжины гениев хватит.
– Аким тяжко вздохнул, пристально посмотрел мутноватым взглядом на жену и продолжил: - Нам с тобой, кроха моя, если разобраться, то и не слишком чтобы плохо. Нет, не так и плохо. Грех жаловаться. Но кое-кому, от кого ничего особенного не требуют, куда лучше. Так-то.

– Ты все не о том, - недовольно передернула плечиками Металлина.

– Может, и не о том.
– Аким попытался подняться с дивана, но при этом его качнуло, и он взмолился: - Дай чего-нибудь хлебнуть. Холодненького.

Металлина отправилась на кухню и вернулась со стаканом холодного сока. Аким выпил с наслаждением и почувствовал себя лучше.

– Эту приятную новость я узнала на студии. А что теперь всюду о тебе судачат? Только представь.

– В самом деле. Кто же это осмеливается во всеуслышание утверждать, что я не гений? Какие у них основания?..
– В голосе Востроносова зазвучало возмущение.

Металлина ледяным тоном пересказала то, что довелось услышать от Златы Пикеевой насчет неисправности машины. И это вдруг привело Акима в ярость. Он понимал, что хотя гением быть хлопотно, но быть негением все же много хуже. Начал бушевать, сыпать по адресу своих врагов угрозами.

– Что ты разбушевался, громовержец?
– прервала его супруга.
– Жизнь не терпит театральных жестов. Действовать надо.

– Как, что делать?
– сразу сник Аким.

– Звони Кавалергардову. Ему наверняка известно больше, чем нам с тобой, и он лучше знает, как держать себя, у кого искать защиты.

Востроносов схватил трубку, но Металлина его остановила.

– Подожди. Подумаем, как вести разговор. Может, еще все брехня.

– Конечно, брехня, - обрадовался благоприятному предположению Аким.

– А если не брехня? Дыма без огня не бывает.
– Взгляд Меточки стал жестким, злым. Востроносов не раз натыкался на такой взгляд, и каждый раз ему от этого делалось не по себе.

– Меточка, ведь это же клевета, очередная выходка завистников. Помнишь, я тебе читал из Золя, который признавался, что ему каждое утро приходится глотать жабу, подбрасываемую недоброжелателями. Так вот, это моя жаба.

– Ах, оставь, пожалуйста, сейчас не до беллетристики.

– Скажи же, что делать?

– Разговаривай с Илларионом Варсанофьевичем как можно спокойнее, сделай вид, что ты ничего не знаешь. Не он от тебя должен услышать обо всем, а ты от него.

– Кавалергардов - кремень. Может и промолчать.

– Не промолчит. Это и его касается в неменьшей степени. Кто тебя объявил гением? Он. Ты ему как Аким Востроносов не нужен, а как гений необходим. Он больше тебя должен ломать голову над тем, как теперь быть и что делать. Кавалергардов, как лев, вынужден за тебя драться. И в этом твое счастье. Сечешь?

Аким благодарно кивнул, трезвая речь жены успокоила его. В порыве благодарности он обнял и поцеловал Меточку.

– Ладно, ладно, - отмахнулась она, - давай звони. И говори, как я сказала.

Аким для успокоения прошелся, прикинул, с чего начать, и снял трубку.

Все вышло, как предсказала Мета. Сначала Аким молол ничего не значащее. Илларион Варсанофьевич отвечал ему в том же духе. Каждый, похоже, выжидал, кто первым коснется щекотливой темы.

Выжидая таким образом, Кавалергардов досадовал: "Этому хмырю все, как видно, до фени". Ему тоже хотелось уязвить беспечного баловня, и он выложил насчет неисправности машины, что все ее данные под сомнением и что ученый Кузин уволок аппарат к себе. Про это уже прознали в городе, и в связи с этим распространяются крайне неблагоприятные слухи.

Тон, каким говорил патрон и благодетель, возмутил Акима, и он взорвался:

– Сволочи, "Двое под луной" охаяли, а теперь и вовсе утопить хотят.

– А ты не паникуй.

– Да как же, ведь поедом едят, из колеи выбили. Роман было начал, а тут топором по нервам...

– К этому, батенька, надо быть готовым. Теперь-то как раз важнее важного не паниковать. Не так все и трагично. Давай-ка завтра свидимся, на свежую голову потолкуем. Ты не на даче ночуешь?

– Если требуется, махнем туда.