Шрифт:
Эх, где мои славные ребята из Своры Бергхейма? Остался ли кто в живых после похода через перевалы?
Я влез в чат общения с божественной сущностью. Минуту сомневался, лежа с вытянутым пальцем, и то начиная набивать сообщение, то удаляя его. Наконец, отстучав послание, нажал ввод и закрыл глаза. Посмотрим, что попросят. Социальная составляющая в этих краях отвратительная. Столько времени здесь провел, а единственный соратник — и тот раб из-за моря.
После же я долго лежал, слушая треск костра и карауля блуждающую неподалеку тревогу. В груди болезненно екало. Справа, а не слева. И как-то непривычно. Будто это уже не нервные шутки, а совсем серьезно.
Насколько я тут застрял? Планы Головастика шли далеко. Их за неделю не осуществить. Месяц? Два? Три? Полгода? На лбу выступил холодный пот. У костра пошевелился Юра. Послышался шум падающей в костер ветки. За закрытыми веками стало чуть светлее, от вспыхнувшего огня.
Мир за пределами игры уже не казался мне пустым и бесполезным местом, как раньше. Тотальное одиночество уже не перечеркивало достаток, комфорт и, самое главное, свободу! Там еще можно что-то изменить. Что-то на самом деле поменять! Здесь же…
Здесь я даже таланты выстроить не могу, для лучше билда.
Дышать стало труднее, пришлось повернуться на бок, вытянуть руки. Полегчало. Полгода чтобы выйти в мир… инвалидом? Черт побери! Смертность я осознал в детстве. Никто не умер. Мне не пришлось резать кролика, купленного родителями. Хомяков тоже не было. Просто в один прекрасный момент я осознал — что когда-нибудь умру. И все умрут. Выключится свет и меня, моих мыслей, моих чувств — никогда больше не будет. Не останется и следа от того, что так тревожило, заботило. Что рождалось в груди. Пус-то-та. Этот страх поселился во мне, шестилетнем мальчугане, и терзал с приходом темноты. О, как мечталось победить его. Заменить.
Я сделал это успешно уже в более зрелом возрасте, когда стал бояться бесконечности. Что ежели все не так рационально, как считают, и за пределами жизни есть что-то большее, не имеющее ни конца, ни края, и чему мне придется быть свидетелем. Всегда.
С тех пор два ужаса бились в черепной коробке, и визжащую свару приходилось запихивать куда подальше, на окраину сознания, за ширму из повседневных переживаний. И теперь размышления о том, сколько времени мы должны будем провести здесь, чтобы просто вернуться к обычной жизни — истончили и без того хлипкую перегородку между мною и дерущимися страхами.
Короче, до утра мне уснуть не удалось. Сознание чуть затуманилось как раз на рассвете, но тут вмешался Юра, объявивший побудку. А затем пришел ответ от сущности. Цена Своры оказалась неожиданной. В ушах заскрежетали ощерившиеся разбитым стеклом дворники. Задачку чертов кукловод подкинул неожиданную.
Мерзота какая… Но, черт побери, какая-то часть меня, похороненная в искореженном кузове машины несколько лет назад, отчаянно хотела сделать то, на что науськивал админ. Ведь, в конце концов он не требовал поднимать младенцев на копья. Все очень невинно. Прозаично.
За малой малостью — когда ты переступил через себя ради мелочи, то в следующий раз закроешь глаза на большее. Окно Овертона в бытовом формате.
— Егор, вы необыкновенно тихи сегодня, — сказал Стас во время сборов. — Что-то произошло?
Я вяло улыбнулся сквозь маску. Покачал головой. Накрапывал дождь. Чертова детализация.
— Шут устал? — поддержал интерес Стаса Головастик. Он уже был готов и с уверенным видом оглядывал малоуровневую паству.
— Шут просто замыслил недоброе, — буркнул я в ответ.
Целью нашего путешествия оказался подвысохший лиман. Зеленая трава обрывалась у песчаной границы, и дальше тянулись бесконечные песчаные пляжи и косы, разделенные затхлой водой. Само море начиналось где-то уж совсем далеко. На горизонте.
— Это корабли? — спросил я у товарищей.
Остовы мертвых судов были повсюду. Часть гниющих кораблей почти сдались пескам, и снаружи торчали лишь мачты, да задранные носы. Какие-то из посудин погрузились в застоявшуюся воду.
Десятки кораблей.
— Бухта Проклятых Корабелов, — сказал Головастик. Он остановил коня, уперся руками в седло, приподнимаясь и изучая зелено-желто-синее море травы, песка и воды. — По сюжету когда-то здесь жили лучшие мастера, но из-за гордыни разозлили богов.
— Классическая история, — заметил я. — И теперь они ходят тут среди мертвых остовов и стенают? Меряются стамесками со случайными прохожими? Записывают всех в отдел технического контроля и прикапывают их, по результатам экспертизы, в песочке?