От сухой сосенки, метра два в высоту, увернуться не удалось. Плечо заныло от удара, дерево с треском рухнуло на землю. Но самое страшное — скорость чуть упала. Я вовсю заработал руками, разгоняясь.

К арбалетчикам я вылетел на скорости километров шестьдесят в час. Кинул несколько унижений, пролетел мимо механически сменяющих друг друга стрелков, уничтожающих респ, и захохотал.

Кураж!

Болты осыпались с меня, словно вода с отряхивающейся собаки. Ряды арбалетчиков смешались, порядки дрогнули, но шут уже скрылся в лесу. Бегать и обновлять унижения на местной живности, чтобы дождаться пока откатится ульта. Без куража лесть на сотни стрелков я был не готов. Героизма не хватало.

Да и в целом, тактика с хохотом сновать по чаще как–то не слишком у меня вяжется с геройством.

Вокруг места перманентного расстрела моих товарищей войск было не так много, как я боялся. И слава Богу. Мой марафонский маршрут пролегал мимо дороги, проходящей неподалёку, и судя по её состоянию — здесь недавно протопало гора–а–аздо больше людей. Так что основные силы ушли к Твердыне, кто бы это ни был. Здесь оставили застрельщиков, для надёжности.

В следующий раз я обогнул респ со стороны копейщиков, сдёргивая их унижениями и тем набирая скорость. Вновь вернулся к стрелкам, разрывая их порядки. Снова хохот. Уже и так смешанная толпа опять позабыла про кладбище, соревнуясь меж собой в пальбе по ржущему на весь лес шуту.

Оттащить их пока не получалось. Да, сдёргивал немного, но человек разумный это вам не оленёнок какой, который бежит за целью, её унизившей, до победного конца. Не хватает людям такой целеустремлённости.

С копейщиками было проще, они срывались за мною всей толпой, но хохот тоже не вечный. Здесь посмейся, там посмейся. Сбереги кураж на стрелков. Так никакого юмора не хватит.

На четвёртый заход мне удалось оттянуть арбалетчиков с обоих флангов в одно место, метров на пятьдесят от кладбища. Сбившиеся в кучу стрелки палили что есть мочи. Кто–то отрывался от группы, припадал на колени, целясь, закрывал обстрел другим. Это уже не строй, это уже толпа.

— Прорывайтесь уже! — заорал я.

И земля вскипела. С кладбища донеслись команды, голоса. Кто–то закричал в ярости. Я на полных порах удалялся в чащу, а границы респа забурлили магией. Чёрная завеса возникла над могильными камнями. Что–то завыло в этой мгле. Стрелки лихорадочно били по мне из арбалетов, ещё не понимая, что настоящая опасность движется, с другой стороны.

Сдавшись перед любопытством я, рискуя, стал заворачивать влево. Взмахом ржавого клинка прикончил задравшего и упёртого оленёнка. Отмахнулся от прыгнувшей в лицо белки и откинул её в ствол дерева. Это надо обязательно вымарать из истории, а то засудят за грубое отношение к животным.

Из чёрной пелены вылетело несколько игроков, ворвавшись в смешанный строй стрелков.

Первыми шли Бмвхеров и Длинноносый. В серых рубищах, с непременными ржавыми клинками. Сейчас и не поймёшь, кто танк, кто не танк. Все одним Богом мазаны.

В толпе арбалетчиков вспыхнуло пламя. Один из бегущих героев на ходу переродился в здоровенную смерть с косой и вонзился в кучу всё ещё сагренных на меня солдат.

Роттенштайн в полном составе вырвался на свободу, кроша заградительный отряд. И за ними, за великим злом этой земли, шли остальные. Я огибал кладбище, теряя скорость, и смотрел во все глаза, не желая пропустить такое событие. Вот Ловелас поднял арбалет с трупа и покраснел, превратившись в адскую турель, уничтожающую противника. Вот идёт объятый туманом Волхов, мечущий в разные стороны жёлтые молнии.

Вот дерево на пути. Рухнув на землю и потеряв приличное количество здоровья, я с шипением поднялся на ноги, обернулся в поисках белок, зайцев и прочей дряни. Отмахнулся от набегающего зверья клинком и снова побежал, наблюдая за прорывом осады.

Наружу выпрыгнула демоническая тварь Жени. Взвыла, рванулась к ближайшим стрелкам. Над кладбищем повисла слабая песня про Владимирский централ.

Вот бы эпическую музыку какую сейчас врубить, а! В чёрном мареве танцевала девушка. Из мглы летели ледяные осколки, головы арбалетчиков откидывались от рассекающих ударов. Дубина Рукоблуда крушила черепа. Стрелки пытались перестроиться, чтобы встретить новую угрозу, но с тыла на них зашли разбойники и гигантский хорёк, длиной метра в два. Тут уже и не ясно, с кого начать, поэтому в рядах противника воцарилась паника.

Внешний вид игроков быстро менялся, обрастая доспехом и оружием. Роттенштайн переодевался на ходу, выбрасывая ненужный шмот, который хватали остальные. Чем больше шмоток, тем быстрее становился бой. И когда подоспела пехота с копьями — их разметали за считанные минуты.

Я особо и не успел поучаствовать, отбиваясь от яростно вопящих зайцев. Почему копейщики так оравой за мною не бегали, а? Нечестно. Когда последний зверёк издох — кончились и противники.

Ну, каждому своя победа.

Человеческая натура проста. Грохнул одного врага — найди другого. Роттенштайн откатился. Обретённые щиты Длинноносого и Бмвхеров поднялись. Объединённая орава Айвалона, Бергхейма и Светлолесья начала скапливаться, выстраиваясь против.

— Стопэ! — крикнул я. Подскочил между, развёл руками. — Стопэ! Не для того я зайцев по лесу собирал!

Взгляды уткнулись в меня. Как человек стеснительный, и на совещаниях предпочитающий сидеть в телефоне, я ожидаемо замялся.

— Хорош! Все в одну лужу сели, — вытолкнул из себя. — Разойдёмся миром. Смысл бодаться? Только время терять.