Десятый красавчик, Олби, пока не признался, что он библиотекарь тридцати двух лет — выглядел по крайней мере импозантным музыкантом или на крайняк стриптизером. Но внешность, как известно, обманчива, и кто знает, кто тут был честен, а кто привирал.

Одиннадцатым шел угрюмый бритый парень.

— Тим, — сказал он, и Джесси спросил:

— И это все?

— А что еще? — отозвался недовольно тот. — Сварщик я. Двадцать пять.

— Это возраст? — снова лопнул жвачкой художник.

— Нет. Возраст — двадцать два.

Заключающим представление стал альфа в красном костюме — приталенные брюки и пиджак на голое тело, — мулат, судя по цвету кожи, нарцисс, судя по взглядам. Он ответил сразу после Тима, не давая возникнуть паузе, лениво растягивая слова:

— Шон. Пока что в поиске себя. Тридцать лет.

Джесси приветливо-профессионально усмехнулся:

— Что ж, думаю, для пе'вого впечатления достаточно. Более близко вы познакомитесь позже, после того, как п'иедете в особняк и заселитесь в комнаты — в каждой по четы'е к'овати, по по'ядковым номе'ам — и получите завт'а па'ные задания. Тот по'ядок, в кото'ом вы сидите, п'ошу соблюдать на соб'аниях в дальнейшем. Всем удачи, 'еалити-шоу «Найди нату'ала» объявляется отк'ытым.

Небо за окнами взорвалось салютами, и альфы загалдели, выходя на террасу, с удовольствием рассматривая яркие всполохи разноцветных огней. Джесси с жадностью утащил с подноса бокал с шампанским: от смешения запахов парфюмов, которыми надушились альфы, и собственно альфячьих феромонов першило в горле.

Альфы же досмотрели салют и вернулись в гостиную, подходя к шведскому столу и подхватывая бокалы и мини-бутерброды, с интересом разглядывая друг друга и не торопясь знакомиться, налегали на вкусные дорогие закуски и легкую выпивку.

Первый участник отошел к краю стола и искоса разглядывал сборище альф, все еще не веря, что вот он здесь и все резко изменилось всего-то за пару-тройку дней. Думал ли он, простой механизатор, что может попасть в это волшебное место, с кучей привлекательных парней? Интересно, что привело сюда этих альф — таких разных и таких… странных. Он, например, решился на участие внезапно даже для себя…

Первый партак Говард набил еще в старшей школе — купили с товарищем в складчину машинку, чернила и пробовали на себе, потому что насмотрелись в журналах с мотоциклами на крутых альф в кожанках и банданах. Стоит сказать, что идея эта пропала сразу с появлением первого кривого солнышка на лопатке Говарда. С ним он ходил ещё пару лет, пока в студенческой общаге сосед по комнате не предложил посетить вместе салон, где работал его брат. Там-то Говард и перекрыл старое кривое солнышко новым рисунком, ярким и искусно выведенным снежным барсом, хвост которого захватывал и бок. Но один хвост смотрелся убого на боку, и вскоре там же разрослись стилизованные листья папоротника, за ними потянулись этнические узоры, переползающие на бедро, а забить «рукава» оставалось уже делом чести. На груди расправились черные вороновы крылья, на шее тоже перья и цветы, на лобке жизнеутверждающие символы — ладони Будды, указывающие на яички, будто на распускающийся лотос. Эта была последняя из сделанных тату, подарок мастера — омеги — на днюху. Сюрприз, увидев который Говард долго приходил в себя. Новые не появлялись больше пяти лет, с тех пор как он, бросив загнувшийся бизнес в городе, не вернулся к родителям в деревню, устроившись работать по профессии — комбайнером. Все омеги их глухой деревни исходили слюной и смазкой на рослого, плечистого, брутального Говарда, а тот в их сторону не смотрел. Все пять лет. Поскольку природа над ним зло пошутила, лишив способности возбуждаться на омег, и задница перемазанного мазутом старшего в смене казалась ему милее всех гладких попок на свете.

Тем не менее за все пять лет он ни разу не потрогал ни ее, ни чью-либо еще — в деревне альф не преклонного возраста было человек десять, все женатые. Говард раз в месяц выбирался в город, знакомился в баре с каким-нибудь залетным парнем и проводил с ним ночь. Конечно, это было не то, ведь в его возрасте — почти тридцать пять — хотелось чего-то серьезного.

— Только по-быстрому, — сказал ему альфа, с которым они познакомились в баре воскресными вечером. — А то мне домой еще ехать, утром вставать рано, на кастинг.

Говард, задумчиво посмотрев на нового знакомого, шатена с выдающимся носом, который на актера или модель точно не тянул, поинтересовался:

— Что за кастинг?

— Ты телик не смотришь? «Найди натурала» — новое шоу, стартует через неделю. Типа одиннадцать геев и один натурал заперты в одном доме на двенадцать недель. Каждую неделю кто-то вылетает, пока не вылетит натурал, и тогда между участниками, кто остался, разделят миллион. Либо в конце остаются два человека, и если среди них один натурал — тогда он получает два миллиона, а гей — один миллион. Я пойду заполню анкетку, — подмигнул шатен. — Даже если не выиграю — представь, сколько там охуенных мужиков! И жратва бесплатная, бассейн, сауна, все шикардосно.

После этого шатен ужрался вхламину и пригласил Говарда к себе. Утром, разлепив заплывшие глаза, он сдернул одеяло с недовольно замычавшего Говарда и заголосил:

— Я проспал из-за тебя!

— Чо ты орешь, ты ночью так не орал, — заметил тот, с неохотой садясь на кровати. — Давай подброшу тебя до места, куда тебе надо?

Офис телевизионщиков нашли очень быстро, но в пробке все равно стояли долго, потому Говард поплелся вместе с шатеном, имя которого так и не запомнил, в здание, в надежде прибиться к автомату с содовой. Шатен, скривив губы, сам нашел автомат, сам оплатил покупку и потащил его дальше, в находящийся за стеклянной стеной шоу-рум:

— Посиди со мной, раз пришел, я пока в туалет смотаюсь, а ты вещи постереги.

Говард согласно мотнул головой, усаживаясь за длинный стол — он и рад был охладиться немного, ведь в машине кондер сломался. Вскоре из кабинета выпорхнул омега в обтягивающих кремовых брючках, раздал сидящим за другим столом бумажки и положил перед Говардом такую же.

— Пожалуйста, заполните личные данные, — сказал он. — Тут и тут — ваша подпись, тут и тут — род занятий…

— Простите, я не… — попытался вклинится Говард, но омега не замолкал: