– Гран При – что он там придумал?

Родная племянница Алла:

– Что ты там изобрела, может нам пригодится?

И, не дожидаясь ответа, сменила тему разговора.

Вернемся к поэме Вознесенского.

«Куда по щебенке уводит нас сердце со взглядом ребенка на уровне детства?» В одном из путеводителей по шар-пеям, по-моему глубокому убеждению, по их особой «Планете», написано: «Шар-пей – мыслящее существо, умеющее самостоятельно оценить ситуацию и выбрать адекватные ответные меры». То есть, «Когда демократия надоест – он вас съест». Видимо, владельцам шар-пеев надо быть осторожнее пока не разгадана метка: «Вдруг, что-то значит по-китайски во лбу наморщенное – «икс»?»

Женина дорога к «Планете Шар-пей» начиналась с момента написания сценария к документальному фильму «Юнона и Авось. Аллилуйя любви», имеющему непосредственное отношение к спектаклю театра Ленком «Юнона и Авось». Композитор Алексей Рыбников создал рок-оперу на либретто Андрея Вознесенского, которая наделала много шума у нас и в мире, и не сходит со сцены до сих пор. Только ужасная автокатастрофа с актером Николаем Караченцовым, игравшим все годы без дублера главного героя Резанова, приостановила не надолго это триумфальное шествие.

Недосягаемый для простых смертных, Караченцов встретил Женю первый раз в инопланетном облике – весь в проводах, наушниках, о чем-то азартно говорящим в пространство на ходу и рассеиващим воздушные поцелуи.

Рисунок 6. С Николаем Караченцовым

До работы над сценарием Женя сделала фильм-интервью с Андреем Вознесенским. Он был бы уместен, видимо, в канве полнометражного фильма. Они спокойно разговаривали на улице в одном из старых московских переулков. Вдруг перед ней падает ниц пожилая женщина и слезно умоляет помочь в квартирных делах…до чего же наивен и непосредственнен наш народ… Повезло же Андрею, что его никто не заметил, когда он в спортивном костюме зашел к Жене и ее мужу домой.

Говорили на разные темы, но почему-то во время съемки она физически должна была исчезнуть из поля зрения… Со стороны странно, но пришлось прятаться за непонятными ящиками, и заумничать из-за угла.

– В поэме о Шар-пее, Вы мыслите только образами, как и полагается в век компьютеров, когда уже нет таких страстей. Если бы Вы писали либретто рок-оперы сейчас, то внесли бы изменения?

– Не знаю, тогда мне писалось так. А сейчас, может быть, я не стал бы так писать вообще. Цензура нас не пропускала. Я жил в Сан-Франциско. Только появились наркотики… Та романтика обернулась сейчас страшными вещами.

– …а как изменился язык!

– Язык – серьезная вещь, изменения в нем – это изменения в жизни. Стихи – единственное, что точно остается. Это коротко. Это код. «Как вы считаете, кто из «счастливчиков» более шар-пей?… …Шар-пей вопросы съел. Шар-пей миллионер. Почти олигарх». Может быть, будет пробиваться, как импровизация, знак кода: «тьма-тьма-тьмать-мать-…» (Е.С. – Жизнь выходит из тьмы и уходит в тьму…) Дальше люди будут импровизировать сами, но визуально и одновременно. Мы уходим в слово, а это бессмертие. «Сын балалаек и би-лайна, пытаясь превратиться в лай, повторит: «Лайла-лайла-лайла». Чарует нас собачий лай». И не важно, кто является посредником – пергамент, книга или интернет.

– Кстати, как Вы относитесь к интернету? Наверняка недолюбливаете…

– Нет, почему же. Я сделал несколько поэм для интернета. Есть чат. В 20-х годах Маяковский и футуристы брали у Хлебникова самолет или паровоз и приручали его, делали фактом поэзии. Думаю, интернет тоже надо сделать фактом поэзии, посмотрим…

– Поэзия и политика вышагивают параллельно?

– Сейчас нет темы «Поэт и царь», начавшейся с Пушкина («Пушкин!» – окликнул своего тибетца из-за океана Василий Павлович. Рыжий Пушкин, виляя хвостом, вылез из-под дивана», и закрытой Пастернаком («От Пастернака и до Овидия поэт и собака – любовь в чистом виде»), а всех волнует, что думает власть о литературе – это хорошо. Я думаю, в историческом плане на моей судьбе случайно поставлена точка в отношениях поэта и власти. После этого поэзия и политика пошли параллельными курсами. Хрущев своим ором поставил последнюю точку. Всё это было страшно, но я тогда оставался самим собой, а сейчас тем более. Я положил начало процессу, поломав кости на этом. «Проносись накачанным обликом, одинокий, словно монарх, из морщин, родившийся Облаком в кожаных штанах. Хвост поднят торчком над жизнью копеечной, «на большой», улетай, о’кей. Одновременно шар и пейджер – шар-пей. Номер пейджера скрыт от людей».

– Появилась благодатная почва для всякого рода сатанинских происков, потому что у людей исчерпались все иллюзии. Откуда же ждать спасительную мечту?

– Только из себя. Если вы найдете свет внутри себя. Остальное все уже заполнено всякими лучами: космическими, вредными, плохими, хорошими.

Идешь как бы на голос, слышишь его, а другие не слышат. Вот такой голос и диктует мне стихи, я записываю, тороплюсь, часто не понимаю сам, потом расшифровываю. Сейчас чаще это происходит. Какое-то напряжение идет. XX век кончился, и не успел высказаться. А может, наоборот… Точно знаю, энергия идет сверху. У других людей тоже, наверное, что-то есть. Сейчас в России идет интересный процесс: что-то жуткое творится и на улицах, и в жизни, но в тоже время в искусстве определенный подъем. Обычно считают, что, когда пушки говорят, музы молчат. Но мы живем в парадоксальное время, когда музы просто кричат, хотя и пушки говорят, и на улицах стреляют, и киллеры повсюду бегают.

Вынырнув из укрытия, Женя спросила не на камеру, как бы он посоветовал подойти к сценарию документального фильма о спектакле. "Найди девочку, которая ждет своего морячка…" Она ослушалась…

– Понимаешь, это было, а Ромео и Джульетта – выдумка.

В Вероне сразу у платформы Женя подхватывает бойкого веронца, чтобы найти дорогу к дому Джульетты, и он с радостью готов показать. Галоп через петляющие дороги Вероны, муж плелся сзади, сильно отставая и проклиная ее одержимость. И, вот, балкон, где Джульетта слушала Ромео. Самый известный в мире балкон не аутентичен, но выполнен из обломков мрамора XIV века. Зубчатые стены со сквозными проходами, строение с ласточкиными хвостами. В 1972 году во дворике установили бронзовую статую Джульетты работы Нероу Константини, но желающих легкого счастья оказалось так много, что ее правая грудь и рука потрескались от прикосновений, тогда запрятали в музей, а в 2014 году снаружи поставили копию, и она перед ними.