– А у меня в столе два пирожных есть! – зачем-то похвасталась она в никуда.

Мне этот театр двух актеров совсем не понравился. Уж не собирается ли она пригласить курсанта Самсонова попить кофе на кухню? А что собирается сделать курсант Самсонов, слишком уж недвусмысленно написано на его лице. Кроме того, мне она пирожные никогда не рекламировала и не предлагала.

Отвернувшись от Ленки, я доверительно понизил голос:

– Кричали, действительно, у нас. Она всегда кричит женским голосом, когда ко мне обращается. Видите ли, эта славная девушка – глухая. Еще у нее часто бывают провалы в памяти, и она забывает, как меня зовут. Бесполезно спрашивать, кто такой Иван Теодорыч, и бегал ли он когда-нибудь от патруля – этого она тоже не вспомнит. – Я уперся взглядом в курсанта и добавил металла. – Так что, не надо на нее облизываться, курсант Самсонов. Ее все равно не призовут на военную службу.

Курсант Самсонов облизываться перестал и отвел глаза.

– Спасибо, отнеси поднос в кабинет, Леночка! – заорал я через плечо. – И застегни верхние пуговицы кофточки – сегодня здесь дует суровый балтийский ветер.

– Я кричала: «Виктор Эдуардович»! – дрожащим от ярости голосом произнесла Ленка. – Я всегда кричу, когда вы ко мне пристаете, шеф. Только так вас можно остановить.

Три пары глаз взглянули на меня, словно через прорезь прицела. Мне ничего не оставалось, как развести руками в предельном изумлении.

– Да? Действительно: Виктор Эдуардович? Ну… тогда… Ну, тогда, значит, глухой – курсант Самсонов.

– Курсант Самсонов, курсант Ткачев, на выход! – жестко скомандовал лейтенант и первым шагнул к двери.

Я вяло покивал им вслед.

– Жаль… А то бы зашли на кухню, за плитой бы пошарили…

Дверь в подъезде хлопнула преувеличенно громко.

– Здорово я их выпроводила, шеф?

– Здорово, юная леди, просто здорово!

Внешне довольные друг другом мы вернулись на кухню. Он уже успел отдышаться, но смотрел все еще, как из форточки.

– Спасибо…

– Пустяки, – отмахнулся я, – нам это ничего не стоило. Эти военные готовы поверить любой ерунде. Поэтому в случае очередного военного переворота курсант Самсонов отыщет меня под землей и расстреляет из главного корабельного калибра. – Я повернулся к Ленке. – А тебя утащит в казарму, и там уж кричи – не кричи, никакой Иван Теодорыч тебе не поможет… котик.

Ленка презрительно фыркнула по поводу нарисованной перспективы, и я снова обратился к нашему незваному гостю:

– Чего бегаешь-то, боец? В самоволке?

Он виновато взглянул на меня, потом на Ленку.

– Извини, я не хотел… В смысле, нечаянно… Я дезертировал из части.

Я присвистнул.

– И давно?

– Вчера вечером. Перелез через забор и убежал.

Он снял шапку, положил на колени и стал ее пристально рассматривать.

– Ух, какие красные уши! Замерз, наверное? – пожалела преступника Ленка.

– Ему стыдно за свой поступок, – пояснил я и продолжил допрос:

– Как тебя зовут, защитник? Одним словом, без «гвардии рядовой».

– Алексей.

– Так вот, Алексей… – Я хмыкнул. – Алешенька, сынок! Дезертиром ты станешь через двое с половиной суток, а пока ты только самовольщик, не надо набивать себе цену. Тебя что, в учебке Уставом по голове не били? Возвращайся в родную часть, к родному котлу с кашей, в худшем случае – пять суток «губы», и все дела. Знаешь солдатскую поговорку, отчего «а мы все крепче»?

Он вздохнул длинно и тяжело, совсем как взрослый.

– Мне надо срочно вернуться домой.

Он прямо так и сказал. Он не сказал, что ему хочется к маме, что ему плохо, трудно – нет. Он сказал, что ему надо, и это «надо» важнее всего остального. Во всяком случае, я его заявление понял именно так, и он меня порядком озадачил.

И, по-видимому, Ленку тоже, потому что она решила прояснить все до конца.

– А чего это ты вдруг домой собрался? – строго спросила она. – Не нравится Родину защищать?

Он недоверчиво взглянул на меня исподлобья и снова завздыхал.

Я кивнул.

– Если ты не скажешь, она побежит за патрулем и, будь уверен, догонит даже быстроногого курсанта Самсонова. А может просто заехать в ухо, ты же знаешь. Так что, не говори, конечно, если не хочешь. У нас самый демократичный «Мойдодыр» в городе.

Ленка надулась, и Алексей решил, что на него.

– Хорошо, я скажу, – заторопился он. – Если честно, я совсем не знаю, что мне делать дальше. Может быть, вы мне что-нибудь посоветуете?

До призыва, то есть, всего месяц назад, он жил в городке безработных шахтеров и неполучающих зарплату металлургов где-то далеко на востоке, по ту сторону Уральского хребта. До десяти лет жил с родителями, пока с залетным артистом не сбежала мать. До двенадцати лет жил с отцом, командиром батальона внутренних войск. Отец погиб при исполнении, и Алексей остался с теткой, сестрой отца. Мать домой так и не вернулась.