Пуля Рея всего лишь прошла по касательной. Она содрала изрядно кожи в районе дельтовидной мышцы. При поверхностных ранениях могут быть разорваны множество нервов, и в девяти случаях из десяти боль сильнее, чем при смертельных выстрелах. Конкретно эта рана жжёт, словно прижатая к моей руке от плеча до запястья раскалённая проволока. Мне неприятно это признавать, но боль застаёт меня врасплох. Она приходит достаточно быстро, чтобы я рефлекторно закрыл глаза, когда она наносит удар. Я не вижу, как Аэлита поворачивается к своим людям, но слышу её голос.

— Вы Золотая Стража. Святые Крестоносцы на задании Небес. У вас нет причины или права колебаться. Убейте Мерзость.

Меня поражает её голос, а не угроза. Некая глубокая и вневременная уверенность её тона. Как будто она озвучивает мою смерть со дна колодца на другом конце галактики в миллиард миль глубиной. Когда она велит маршалам убить меня, в действительности она отдаёт приказ убить этот мир. Она ангел. Она видела, как приходят и уходят звёзды и миры. Мы просто живущие на этой планете мухи-однодневки. Может быть, люди действительно созданы по образцу и подобию Господа. От этого нас труднее убить, но и приятнее. Ангелы жаждут мести. Всё сущее жаждет мести, даже если просто за страдание бытия. Звук смертного приговора мне и всему, что я когда-либо знал, о чём заботился или ненавидел, грохоча и лязгая в моём черепе, становясь интенсивнее с каждой секундой, вбирая в себя вес всех эпох, потребовавшихся, чтобы добраться от Большого Взрыва до моих ушей, обрушивается на меня. Господь взял на себя такие хлопоты, создав Вселенную, ангелов, звёзды и этот мир лишь для того, чтобы убить нас. Элис, меня и всех остальных.

Даже ангелы жаждут мести. Всё сущее жаждет мести.

В тот момент, как выкристаллизовалась эта мысль, Аэлита побеждает. Солнечные ветры и замораживающий пустоту между звёздами смертоносный вакуум выдувают остатки Старка. Он падает во тьму. Он не издаёт ни звука. Он не удивлён. Он предвидел, что этот момент настанет. Падая, он не сводит с меня глаз. Это последнее, что я вижу от него, отражающийся в его глазах свет, когда они переходят от белых сфер к остриям булавок, и далее в ничто. Затем он исчезает, и я остаюсь один.

Остался лишь ангел. Людям здесь не место.

Мои глаза всё ещё закрыты. Мир наэлектризовался. Я слышу шорох ткани и растяжение мышц и сухожилий, когда маршалы меняют позы. Страх в их сердцебиении и дыхании сменяется покорностью. От их пальцев словно волны в пруду расходится рябь, когда они увеличивают давление на спусковые крючки пистолетов. Металл движется по смазанному металлу. Мышцы их рук напрягаются. Они уже предвкушают взрывы, когда пистолеты выстрелят. Звук. Вспышку выстрела. Отдачу. Приятный запах кордита.

Я не злюсь и не беспокоюсь. Время медленно и холодно, и оно никогда не останавливается. Что должно случиться, то случится, и ничто этого не остановит.

Моя рука пылает, и этот жар пульсирует до самой кости.

Я слышу грохот взрывов, когда маршалы открывают огонь.

Я не боюсь. Я наблюдаю всё происходящее со дна колодца на другом конце галактики в миллиард миль глубиной.

Боль в руке заставляет меня согнуться пополам. Я горю заживо.

Когда я открываю глаза, пули маршалов медленно скользят ко мне. Я провожу по ним рукой, а моя рука сделана из огня. Пули светятся красным, затем синим, затем белым, и исчезают, словно сделаны из пара. Я машу рукой в обратную сторону, и дюжина людских лиц таращатся на меня. Я гляжу на свою руку. Она не горит, а светится красным от жара пламенного гладиуса [320] в моей руке. Оружие ангела. То, что Старк никогда бы не смог призвать, а тем более держать, но оно моё по праву рождения.

Маршалы не знают, что делать. Они здесь за Старком, но Старк не должен обладать способностью являть меч. Они не знают, что я больше не Старк. Я бы попытался им это объяснить, но они заняты тем, что давят на спусковые крючки, наполняя воздух новыми медленно плывущими металлическими снежинками. Я отмахиваюсь от них, словно от мотыльков, и продолжаю двигаться.

Первым я убиваю Рея. Он начал эту вечеринку пуль, так что заслуживает первого танца. Его глаза широко раскрываются. Он ожидает верхнего удара, что я рассеку его сверху, так что я делаю мах огненным клинком снизу вверх, отрубая ему ноги. Ещё до того, как его торс касается земли, я снова делаю мах и наношу нисходящий удар, на который он нарывался. За то время, что требуется колибри, чтобы взмахнуть крыльями, я приканчиваю ещё двоих агентов Стражи. Я разрезаю каждого их них пополам в районе талии и даю им рухнуть друг на друга, верхняя половина каждого человека пытается удержать другого, чтобы не последовать за ним вниз. Я встречаю следующего маршала уколом в живот. Он успел занять огневую позицию, пока я убивал первых троих, и когда я наношу ему удар, его пистолет стреляет мне в ухо. Выпущенный снаряд отскакивает от моего виска. Ещё до того, как он падает на пол, я вытягиваю клинок вверх и наружу через его голову. Пока я убиваю остальных, каждый из них делает по одному-два выстрела. В суматохе большинство их пуль попадают друг в друга. Выпущенные снаряды описывают в воздухе дуги и отскакивают от моих щёк и груди. Последние несколько маршалов стреляют одновременно. Те пули, от которых не могу увернуться, я испаряю клинком. Когда одиннадцать мертвы, я направляюсь прикончить последнего, но, когда заношу гладиус, мои руки остаются поднятыми. Она не такая, как другие.

Я мгновение пристально гляжу на маршала Джулию и опускаю пылающий меч к боку.

— Ты Саб Роза, — говорю я.

Она кивает.

— Мы стараемся быть похожими на них. Чтобы везде было по несколько глаз, как у них, — говорит она, кивая головой в сторону Уэллса и Аэлиты.

Я смотрю на пистолет у неё в руке. Стальной ствол чёрный и холодный. Ни следа тепла. Она не стреляла. Когда она видит, что я заметил, то качает головой.

— Я бы не причинила тебе вреда. Ты один из нас.

— Нет.

Это её пугает, но я не этого добивался.

— Теперь тебе нужно уйти, — говорю я ей.

— Нет, не нужно.

Я поворачиваюсь и вижу Уэллса с направленным мне в голову большим Дезерт Иглом .50. Он одаривает меня взглядом Клинта Иствуда. Он до смерти напуган, но достаточно дисциплинирован, чтобы это не имело значения. Если я ему позволю, он убьёт меня без колебаний и сожалений.

— Раз она шпионка пикси, то может заживо гнить в тюрьме и рядом с тобой в аду, когда умрёт. Ты убивал моих людей, а она просто стояла. Идите оба вы на хуй, — говорит он.