— Администратор? Не могли бы вы позвонить в номер доктора Олвиссенда [174] и попросить его немедленно прийти в мой сьют? Благодарю.

— Если ты делаешь это ради меня, не беспокойся. У меня есть собственный врач.

— Ты имеешь в виду маленькую девочку или пропавшего старика?

— Похоже, Касабян отрабатывает своё содержание.

— Он рассказал мне о девушке. Что касается Кински, то это часть моих должностных обязанностей — отслеживать всех небесных отверженных. Никогда не знаешь, когда может понадобиться архангел.

— Может быть, ты сможешь нанять его для вечеринки, как у этих идиотов сегодня вечером. Он сможет обратить твоих гостей в соляные столбы.

Люцифер снимает пиджак и бросает его на кресло. Берёт на другом конце стола вырезанную из хрусталя бутылку, наполняет два стакана и пускает один ко мне по столу. Когда я тянусь к нему, то чувствую, как от живота к бёдрам растекается влага.

— Болит?

— Это Царская водка?

— Да.

— Тогда недолго будет болеть.

— Это из-за пули или прыжка из машины?

— Думаю, удачный выстрел из винтовки. Если б это был дробовик, я бы всё ещё лежал на спине. Не так всё плохо. Он попал мне в бок, так что пуля прошла насквозь. На этот раз никаких пуль внутри меня. Но, кажется, я теряю много крови.

— Врач скоро будет здесь.

— Хочу позвонить Кински.

— Милости прошу.

Обе мои руки покрыты кровью. Не очень помогает, когда пытаешься набирать на крошечной клавиатуре сотового.

Сюрприз, сюрприз. Меня встречает голосовая почта Кински.

— Чёрт возьми, док. Ты где? Я истекаю кровью, а всё, что у меня есть под рукой — это Люцифер, степлер и пара коктейльных салфеток. Ты говорил обращаться за помощью к Аллегре, но она не знает, как с таким справляться. Пожалуйста, перезвони.

Я иду обратно и плюхаюсь на диван.

— Приятно поболтал?

— Знаешь, где он?

— Нет.

— Я тебе не верю.

— У меня есть общее представление, но он могущественный парень. Ангелы очень хороши в том, чтобы быть невидимыми и неслышимыми, когда они этого не хотят.

— Тогда какой от тебя толк?

— Никакого. Мы, ангелы, пережили своё время. Мы стали ненужными. Но, полагаю, ты уже это знаешь.

— Дарохранительница исчезла. Осталась в лимузине. Вот тебе и мой бонус.

Я беру свой стакан. Что-то отражается в стекле, и на секунду я вижу лицо Элис. Я быстро оборачиваюсь, и боль в боку ослепляет. Там никого нет.

Почему я не могу ничего забыть, как обычные люди? Мой мозг до сих пор не разрушился лишь потому, что я нефилим? Я проглотил целый океан красного пойла и «Джека Дэниэлса», но по-прежнему всё помню. Каждая женщина похожа на Элис, и каждая сигарета пахнет как моя кожа, горящая внизу.

Воспоминания — это пули. Некоторые проносятся мимо и лишь нервируют тебя. Другие разрывают на части и оставляют от тебя лишь кусочки. Однажды ты словишь ту самую между глаз, и не будет шанса увидеть её приближение. Просто мелькнёт лицо, или почудится запах, или её прикосновение. А затем — бац, и ты готов. Самое разумное решение — это убить память. Добраться до неё прежде, чем она доберётся до тебя. Ещё одного глотка должно хватить. Раньше это не срабатывало, но какого чёрта, может, на этот раз мне повезёт. Я допиваю Царскую водку.

— Джеймс, я не хочу, чтобы ты волновался. Я прослежу, чтобы о тебе позаботились. Знаю, что при том, как работает твой разум, это должно звучать зловеще, но тебе просто придётся с этим жить.

— Ты беспокоишься лишь потому, что я должен тебе денег.

Он это игнорирует и указывает на мой живот.

— Ты всё ещё истекаешь. Тебе нужно прижать рану.

— Я не резиновый. Спереди я зажал, но не могу дотянуться до дырки в спине.

Он встаёт и обходит стол.

— Повернись, чтобы я мог взглянуть на твою спину.

Я плавно разворачиваюсь и чувствую, как он прижимает к ране одну из подушек.

— Я весь в крови, пьяный, и какой-то незнакомец держит надо мной подушку. Это снова напоминает летний лагерь.

— Ты отлично сегодня поработал. Раньше меня заметил нападение. Надеюсь, ты знаешь, как это меня смущает.

— Это будет наш маленький секрет.

— Столетие назад, я бы его не пропустил.

— Столетие назад они бы прибыли на речном пароходе и экипажах, запряжённых лошадьми. Их не смогла бы не заметить и Хелен Келлер [175] .