— Нет, мне Маринеску не нравится. Довольна?

— Всё ты врёшь. Ты вообще запала на него, поэтому и…

— Ты совсем дура? — вспылила Дина. — Русскую речь не понимаешь? Не нравится мне Маринеску! И не может он мне нравиться. Кто он и кто я! Ты уже достала со своим бредом! Я с ним не общаюсь, а просто стараюсь нормально разговаривать, чтобы приготовить этот чёртов номер и всё. Ясно? Сама же сказала, королевы с отбросами не общаются. И уж тем более не влюбляются.

Дина развернулась и почти бегом устремилась в сторону школы. Её аж колотило внутри. По лестнице она мчалась через две ступени, а, забежав в свою комнату, закрылась в ванной и неожиданно разрыдалась. Но слёзы ничуть не помогли. На душе было так тягостно и муторно, что терпеть невозможно.

Сначала она не понимала, откуда это гнетущее, удушающее чувство. Из-за того, что Лиза ей столько всего наговорила?

Лиза, конечно, оборзела до предела. Если ещё месяц назад она лишь позволяла себе редкие взбрыки и шпильки, то теперь совсем слетела с тормозов и границ не видит. Это злило, это бесило даже, но так больно и так маетно в груди было не из-за этого.

Да вообще плевать на Лизу.

А потом Дина поняла — это же её собственные слова теперь жгли внутри, точно раскалённые угли. Терзали, кололи, душили.

Зачем она так сказала? Ладно бы просто отпиралась, но зачем она сказала про него так плохо… так ужасно… Теперь она даже не могла в мыслях повторить те слова, которые так легко выпалила сгоряча. Гадкие, унизительные слова. Как стыдно было перед ним и перед собой… аж тошно…

Полина и Лиза вернулись перед самым ужином. Обе молчали, но молчание Полины было неловким и растерянным, а молчание Лизы — обиженным и кричащим.

Потом они переоделись, Лиза вышла из комнаты, а Полина обернулась на пороге:

— Дин, идём на ужин?

— Иди, я не хочу.

Полина грустно вздохнула и затворила за собой дверь.

Дина и правда сначала не хотела никуда идти. Стычка с Лизой отбила всякий аппетит. Но главное, она боялась увидеть его. Эрика. Было стыдно посмотреть ему в глаза. Пусть он и не знает про её слова, но она-то знает…

Причём раньше она ведь тоже как-то говорила про него гадости, кажется, даже похлеще, чем сегодня, и ничего. А сейчас почему-то становилось дурно от собственных слов. И так хотелось избавиться от этого ощущения, что-то сделать, чтобы оно прошло, перестало её мучить…

Но что тут сделаешь? Не признаваться же ему: «Извини, я тут сегодня нечаянно тебя обозвала». Чушь, конечно.

От Никиты прилетела эсэмэска:

«Дина, ты где? Приходи на ужин».

С другой стороны, думала Дина, не прятаться же теперь вечно. Надо просто как-то это перетерпеть, а в другой раз следить за своим языком.

Она спустилась в столовую. Нашла взглядом Эрика, тот сидел вместе с Катей. При нём, конечно, открыто её никто не терроризировал. Но отовсюду слышались смешки, со всех сторон на неё смотрели и пальцем показывали.

Дина увидела, как Ник привстал, замахал ей рукой. Она подошла к своему столику, села молча, уставилась на Лизу. Но та на неё не смотрела и вообще сидела так, словно кол проглотила.

У Ника пиликнул сигнал мессенджера на сотовом.

— О, народ пошёл мемасики про Казанцеву варганить, — открыв послание, весело объявил Ник.

Тут же следом пришло такое же сообщение и всем троим. То было фото: Казанцева лежала ничком на полу. Подол юбки и правда сильно задрался, обнажив белые плавки. Под фото и надпись налепили уже: «Крыса сушит трусы».

Лиза, посмотрев, хмыкнула. Рядом захохотали вслух одни, другие.

Дина оглянулась на Корбута, который сидел поблизости. Ему, похоже, тоже прилетело это фото. Он в первый миг отшвырнул телефон, несколько секунд просто сидел, ни на кого не глядя. Потом взял телефон со стола, сунул в карман и быстро вышел из столовой, не доев ужин.

— Это вообще несмешно, — произнесла Дина, чувствуя, как жар прилил к щекам. — Какая-то тупая похабень, фу.

— Так ей, крысе, и надо, — процедила Лиза.

Смерив подругу долгим взглядом, Дина взяла поднос со своим ужином и встала из-за стола.

— Дин, ты куда? — всполошился Ник.

Ни слова не говоря, она прошла к столику Маринеску и Казанцевой и подсела к ним. Смешки сразу прекратились, все кругом затихли, ошарашенно таращась на неё. А кто сидел спиной, даже развернулись.

— Приятного аппетита, — с деланной невозмутимостью сказала она и принялась за ужин.

Казанцева с минуту смотрела на неё так же ошалело, как и все. А вот он… он ей просто улыбнулся. И тяжёлое давящее чувство стало наконец понемногу отпускать…