Действо на сцене меня моментально захватило, хотя ничего необычного не было, просто история, история людей, когда-то знаменитые, а сейчас забытые всеми, их жизнь и одиночество, актеры играли свою судьбу. Меня зацепило, и плотину прорвало, я так же одинока, как и эти артисты, слезы текли по щекам. Когда спектакль закончился, зал долго рукоплескал, а я пыталась успокоиться, это почти удалось. Вот занавес опустился, и актеры больше не вышли на поклон, пора покидать зал. На улице странно душно, прохлада, необходимая мне сейчас, недоступна, глаза опять наполнились слезами. Слезы обиды, знакомый Лотты смотрел на меня как на пустое место, да, в сером деловом костюме не являюсь образцом вечерних забав, но все же я была женщиной, а не пустотой.

Решила посидеть немного в сквере, недалеко от театра, и привести свои чувства в порядок.

— И куда вы собрались в таком состоянии? — пробурчал невоспитанный Лотткин шкаф.

— Домой, и это не ваше дело, — шмыгнув носом, попыталась огрызнуться я.

— Мое, мне еще Шарлотте объяснять, почему довел ее подругу до слез.

— Ничего вам объяснять не придется, спектакль растрогал, вот и все.

— Да вы рыдали как белуга, остальных так спектакль не растрогал.

— Может, я чересчур чувствительна и рыдаю по любому поводу.

— Не похоже, я таких, как вы, знаю, сухари и то чувствительней.

— Вы очень любезны, как, впрочем, и остальные чурбаны мегаполиса. Прощайте.

Обида сменилась злостью, и сквер решила поменять на клуб, Лоттка всегда так справлялась с негативом, может, и мне поможет, а если не спасут танцы, есть водка.

Глаза не хотели открываться, в голове стучало молотом, но я заставила себя приподнять голову и открыть глаза.

— Что вы делаете в моей постели?

— Вообще-то это моя постель, — пробурчал Лотткин шкаф.

— Что?

— То, ты у меня в квартире и в моей постели.

— И что я тут делаю?

— А ты не помнишь? — его рука под одеялом погладила мое бедро.

"Мамочки, что я натворила"

Последнее связное воспоминание — стопка текилы и танцпол, а потом провалы. С "черт, черт, черт" на губах я быстро собрала разбросанные по комнате вещи, кое-как натянула на себя костюм и как ошпаренная сбежала из этой квартиры.

Дома мне так и не удалось успокоиться — стыд сменялся раздражением, а раздражение — стыдом. Оставалось только богу молиться, чтоб моя выходка не отразилась на Лотте, стоило вспомнить подругу, как телефон ожил и высветил ее номер на мониторе, поборов желание не отвечать, я приняла звонок.

— Привет.

— Привет, ты как?

— Почти нормально, морально уничтожена, но, кажется, нас пока еще не разогнали к чертовой бабушке. Как спектакль?

— Замечательная постановка.

— Хоть кто-то хорошо провел вечер. Меня в наказание в Тюмень сослали, так что буду в середине недели, предупреждаю, чтоб не искали. Как тебе Сигер?

"Она уже в курсе?"

— Никак, он не в моем вкусе.

— Очень даже зря, дядечка интересный.

— Хам он трамвайный.

— Это у него такая манера общаться, а так милейшей души человек.

— Верю на слово.

— Ладно, меня уже на посадку зовут, поцелуй там всех за меня.

— Пока.

Остаток дня проспала, а воскресенье потратила на кучу ненужных дел, лишь бы не думать о том, что сотворила. А не думать было сложно.

В понедельник с такой радостью бежала на работу, что удивила саму себя, но офисные дела как-то быстро закончились, и к шести была свободна, даже Константин Евгеньевич не нашел дополнительной работы. Теплый вечер так и звал прогуляться по парку, но парк был далеко, а транспорт стоял намертво, и добраться до него быстро не представлялось возможным.

— Здравствуй, беглянка.

Лотткин шкаф стоял передо мной, перегородив дорогу к парковке, и нахально улыбался, выходящие из здания сослуживцы уже заинтересованно на нас посматривали.

— Что надо?

— Уф, как грубо, разве так говорят с трепетным любовником?

— Что надо? — самым своим ледяным тоном спросила в очередной раз я.

— Во-первых, я не привык, что от меня бегут, как от черта; во-вторых, ты кое-что забыла, — он извлек из кармана кружевной бюстгальтер, я быстро выдернула интимную вещицу из его рук, молясь, чтоб никто из сослуживцев не увидел эту деталь туалета. Я почувствовала, как мои щеки покраснели, стыдно-то как. Довольный эффектом, Сигер продолжал:

— Сначала решил, что специально оставила, чтоб повод был зайти, но потом засомневался в этом, решил сам вернуть, ты в нем шикарно выглядела, а без него… ммм…

— Думаю, на этом стоит закончить, спасибо, что вернули, прощайте.

Но обойти Лотткин шкаф было делом сложным, поэтому пришлось прибегнуть к запасному маршруту — развернулась на сто восемьдесят градусов и дунула через подземный паркинг, чужих туда не пускали. Вроде удалось сбежать. Такого в моей жизни еще не было, в моей разумной, спланированной жизни не было, я никогда не просыпалась утром в чужой постели, не сбегала от мужчин, и мне никогда так не было стыдно за себя. Пришлось остановиться, чтоб перевести дух, да и глупо выбегать с паркинга с круглыми глазами. Через пару минут вроде взяла себя в руки и тихонько выбралась из второго выхода. Домой было отсюда идти дольше, но зато никаких шкафов не предвиделось, а значит, все в моей жизни как раньше, до этого злополучного похода в театр.