Шрифт:
Он не стал утруждать себя прощаниями, а просто увел меня в кабинет. Несколько минут потратила на обдумывание сложившейся ситуации, и она мне очень не понравилась, теперь у Шустовых дополнительное оружие, и бичевание станет еще изощреннее. И почему они просто не исчезли из моей жизни, когда написали отказ? Ответ и так знала, просто бабушка не приняла, что ее сын может так поступить, пыталась сблизить, пыталась заставить их увидеть, что малышка растет достойной их внимания. А мне пришлось научиться улыбаться, когда хотелось рыдать, чтоб самый близкий человек не волновался.
— Что вы здесь делаете?
— Забыла? Работаю. Это мой кабинет.
— Не юродствуйте. Вы были в Германии. Еще утром слали фотографии из Лейпцига.
— Значит, все же смотришь, — с улыбкой довольного кота, слопавшего всю сметану в мире, протянул Греков, — Прилетел раньше. Ася не в курсе. Ты же меня научила организовывать свои поездки самостоятельно.
— Какого черта влезли? — мне хотелось услышать в собственном голосе холод, но звучала одна многолетняя усталость.
— Я должен был стоять и слушать? Ты себя со стороны видела?
— Вас это не касается. Вы просто предоставили им еще один способ унизить меня. Спасибо вам за это, — отвесить саркастический поклон мешала вернувшаяся боль под лопаткой.
— Они больше никогда не сделают тебе больно, Лотта.
— Вы купили у них это право?
— Я не хочу причинять тебе боль, Шарли. Если так получается, прости. Просто говори, что я не прав и что делаю не так.
— Хорошо, Павел Игоревич. Вы лезете в мою жизнь, и мне это причиняет боль, и мне в моей жизни вы не нужны. Надеюсь, вы меня услышали. Простите, но мне пора.
В приемной уже появилась Ася.
— Обед, видимо, не состоится, там твой шеф вернулся. Злобствует.
— Тогда точно надо бежать на обед.
Лифт быстро доставил нас на первый этаж. Жаль, что террасу уже разобрали, хотелось посидеть на улице. Но пришлось устроиться за столиком внутри кафе.
— Видела Шустовых.
— У нас была приятная беседа.
— Вид у тебя, как у боксера после нокаута.
— Чувствую себя не лучше. Еще Павлин добавил веселья. Все, я хочу бренди, оно мне жизненно необходимо.
— А мне нельзя.
— Трудовой распорядок? Или?
— Или. Дену пока не говорила. И ты молчи.
— Тогда шампанского. Как это здорово. Скоро я смогу понянькаться с карапузиком.
— Своих надо заводить.
— От кого? Одни идиоты вокруг.
— А ты получше посмотри, вдруг найдется.
— Ой, да хватит и вас четверых замужних.
Час быстро пролетел, и Ася ушла к себе в офис. А я еще посидела в кафе с бокалом шампанского. Мне сегодня никуда не надо бежать, утром меня ждал аэропорт и привычная суматоха. Но сейчас была свободна. Немного погуляла по городу, последние дни без дождей. Боль ушла. Привычные бастионы опять крепки. Где-то там внутри все еще было место, чтоб спрятать все плохое и продолжать улыбаться, делать вид, что все замечательно. И никого не подпускать. Никого. Столько лет получалось, и сейчас получится.
Добралась до дома, перекинулась парой фраз с соседками на лавочке. Не оценила табачный дым на площадке. Захлопнула дверь. Распахнула окна. Небольшой беспорядок призвал к уборке, под звуки свинга, танцуя, передвигалась по квартире, приводила все в порядок. Мой танец со шваброй в коридоре был прерван стуком в дверь, приглушив музыкальный центр, по привычке открыла дверь нараспашку.
— Что Вам нужно?
— Поужинать.
— Ничего не готовила и приглашения не рассылала.
— У меня все с собой, позволь.
Греков прошел в коридор с пакетами.
— Кухня прямо и налево.
— Спасибо.
Я засунула его ботинки в галошницу, домыла пол в коридоре и убрала швабру в ванную.
Греков успел разобрать свои пакеты, пиджак висел на спинке стула, а мой фартук с маками был повязан на его талии.
— Вы серьезно собираетесь готовить?
— Да. Я хочу поужинать с тобой.
— И на что вы рассчитываете?
— Только на ужин.
— Делайте что хотите, у меня уборка. И нет сил на ругань.
Прихватив его пиджак, ушла с кухни, иногда проще смириться. Или вызвать полицию. Не стала заканчивать уборку, а обосновавшись в кабинете, продолжила чтение давно начатой книги. Раздавшийся грохот не привлек мое внимание, на сто пятой странице был взрыв корабля, списала на воображение, а вот взъерошенный Павел был бесподобен так же, как и его падение с парой экзотических ругательств. Старый стеллаж, заваленный книгами и давно требующий замены, решил протестующе развалиться, и сотни книг рассыпались по полу комнаты.