Ближе к середине застолья эффектно появилась, приковав к себе взоры и внеся мгновенье тишины, непосредственная начальница всего этого молодняка, зав. мексиканской редакцией, неотразимая и роскошная женщина Инга Колокольчикова. Выпив пару рюмок и перекинувшись парой слов, она исчезла так же эффектно, как и появилась – с минутой тишины.

Петя начал было рассказывать о стажировке, о Мексике, о своих впечатлениях и ощущениях; говорил цветисто и выспренно, но его не слушали – каждый кричал своё. Как повод для междусобойчика Петя уже сработал и больше никого не интересовал.

Скинулись ещё. Игоряша побежал за водкой и вернулся с добычей…

Погасили свет, начались танцы; Катя холодно и отстранённо двигала бёдрами, не вынимая изо рта сигареты; Валя трудно топталась на одном месте и, напрягая сильные руки, удерживала партнёра на пионерском расстоянии. Мука читалась на её лице. Галка не танцевала – суетилась по хозяйству. Незанятые в танцах по причине нехватки партнёрш пили на широком, с каменными балясинами балконе.

Скинулись опять. Игоряша опять побежал за водкой и опять вернулся с победой. Но пирровой – пришлось тормозить таксиста и покупать втридорога.

Потом долго провожали редакционных прелестниц, многословно и витиевато прощались, беспричинно и громко хохотали, лезли на прощальный поцелуй. Девушки уворачивались. Хитрован Игоряша уехал с ними – он всегда на что-то надеялся и никогда сразу не отказывался от задуманного. Уехал ещё кто-то. Большинство же остались дожидаться утра, допивать и трендеть за жизнь, переместившись на кухню. Вася Солодовников спал, положив лицо на заляпанную жирными пятнами скатерть. Спящее Васино лицо излучало абсолютное, незамутнённое и прозрачное, как стакан водки, счастье. На него не обращали внимания. Трендели.

В те времена бытовые, амурные, политические и общемировые коллизии обсуждались на кухнях. Только там достигалась необходимая для ожесточённых споров откровенность позиций, только там алкогольный градус перегонялся в полемический задор и каждый не просто хотел, но жаждал облегчить душу, выкрикнуть, проорать свою правду. Единственно правильную и верную. На кухне ругались насмерть и дружили на всю жизнь. На кухне ниспровергали и вставали грудью на защиту. На кухне рождались идеи и гении. Вызревали недовольства. Росли диссиденты. Находили понимание поэты. Это крошечное пространство малогабаритных «хрущовок» вмещало миры и галактики.

Странно, горячо, взахлёб жили тогда. Удивительное и противоречивое было время.

Тогда ещё не знали гламура и «чмоки-чмоки». Стяжать, богатеть и воровать считалось неприличным, а в особо крупных размерах – так и вовсе предосудительным и подсудным. Мораль была крепка, незамысловата и опиралась на десять заповедей Господних, сведённых в «Моральный кодекс строителя коммунизма». Дети высших чиновников воспитывались и обучались на родине; профессия журналиста входила в десятку самых престижных, а журналисты-международники и, вообще, были сродни небожителям. Английские слова ещё не употреблялись с тамбовскими фонетическими особенностями, а, как того требуют здравый смысл и элементарная логика, переводились на русский. Killer, например, назывался «наёмным убийцей», каковым и являлся на самом деле; manager именовался «управленцем» – тяжеловатое словечко, конечно, но ведь всё лучше, чем «менеджер»; без понятий flash mob или gay community как-то обходились. Да и заказные убийства случались тогда, по всеобщему убеждению, только с итальянскими судьями и американскими президентами. Наивное, сентиментальное и слегка глуповатое время.

Вот именно в такие времена и в такой стране одаривала судьба своими ласками Петю Завадского. Разумеется, никто не может сказать: «точно в такой стране и точно в такое время» – у каждого из нас своё собственное видение той эпохи и собственное толкование прошлых событий. Вот, к слову, сейчас Пётр Сергеевич часто вспоминает праздники своего детства. Говорят, это естественно – скатываясь под горку, лелеять в памяти картинки и ощущения детской поры, когда стоял ещё у самого подножия и с замиранием сердца смотрел вверх – вот это гора в полнеба! И не то, чтобы Пётр Сергеевич специально или как-то искусственно, волевым усилием, вызывает образы детства и отрочества, нет, они приходят сами, нежданно. Вдруг необъяснимо, ниоткуда всплывёт умильное или стыдное, грустное или радостное, светлое… Особенно часто случается это, когда остаётся Пётр Сергеевич один на один с собой, когда нет никого рядом, да никто рядом и не нужен – в ванной, например, или в грибном лесу.

В детстве он жил в подвале старого, дореволюционного дома на 1-й Брестской. Через проходной двор шумела главная в Москве улица Горького, на которой для Пети всегда были уготованы маленькие радости.

Магазин «Пионер», полный всяких конструкторов, фонариков, походных палаток, перочинных ножичков, настольных игр и прочих необоримых соблазнов. В «Пионере» есть на что посмотреть и что потом выканючивать у родителей. Магазин «Динамо», где продавались спортивные снаряды, велосипеды, мячи, футболки… И рапиры! И спортивные ружья! И пневматические пистолеты! В Оружейную палату не попасть, а «Динамо» – рядом! Сколько раз представлял Петя совсем нетяжёлую, волнующую тяжесть пистолета в кармане… Налетают на него враги… Нет, лучше на него с ребятами, с Лёшкой, с Эдиком, с Мишкой Розенфельдом по прозвищу Рейсфедер… Ну, и чтобы Ленка Клопова там была, конечно… Налетают на них фашисты… А он, Петя, выхватывает свой пневматический… Пах-пах! Валятся, как подкошенные… Фашисты, естественно… А Ленка на него смотрит и восхищается… А он гордо мимо… И ребята уважают…

Дом детской книги с читальными залами – там обитала ещё не початая Петей мудрость, там давали краски и пластилин, можно было рисовать и лепить собственные иллюстрации и выставляться в огромных витринах, выходящих на улицу Горького. Ещё на углу Васильевской располагалась булочная, где сладко пахло ванилью и кофе, а под стеклом раскладывались необоримой красоты торты, мармелады и зефиры. Зайти, посмотреть, подышать сладким запахом… У Белорусской был рыбный с огромным аквариумом, в котором постоянно плавали печально-ленивые, равнодушные рыбы с разверстыми ртами и выпученными глазами…