Даже если бы мне пришлось произносить прощальную речь, как ученику с самой высокой успеваемостью, она бы все равно не была довольной. Мой протест против этого состоял в том, что я учился на "B-" среди подготовительной группы. Для обычных детей я всё еще был круглым отличником. Более того, я часто встречался с обычными детьми и даже дружил с некоторыми из позора человечества, что ходят в группу по пению. Мне хотя бы хватило мозгов не дать об этом узнать родителям.

Я взял свою книгу по алгебре и взглянул на тетрадь, чтобы узнать на какой теме мы остановились. Это было довольно просто и я просмотрел последнюю главу, но решил, что мне стоит начать с самого начала книги. Это породило новую дилемму. Я уже прошел через все это дерьмо однажды – удастся ли мне выжить и не сойти с ума, делая все тоже во второй раз? Я посмотрел на оставшуюся часть книги и утвердился в своих страхах.

После чего встал и потянулся, пошел на кухню и сделал себе бутерброд с ветчиной и сыром. Меня удручал тот факт, что для того чтобы начать что-то из себя представлять мне нужно закончить школу, колледж и получить ученую степень. Совсем не имеет значения, что я уже получал два бакалавра и одного магистра. Это не в счет.

Выпустившись из школы в семьдесят третьем, я поступил в Ренсселерский политехнический институт, чтобы получить бакалавриат по химии. Заимев корочку в семьдесят седьмом, я пошел в ночную школу и выучился на магистра делового администрирования. Затем, десять лет спустя, на новой работе, вернулся в школу ради звания старшего компаньона, а затем бакалавра в компьютерных науках. Если мне придется всё это повторить, то я сойду с ума.

Но мне не придется.

Мне в голову уже начали приходить разные идеи. Тогда, в семьдесят восьмом, я думал над тем, чтобы стать инженером-химиком. Мне всегда было комфортно работать в индустриальной отрасли и областях связанных с инженерией. Наверное благодаря тому, что мой отец и сам был инженер. Когда я ему рассказал об этом, он кивнул и устроил мне встречу со своим знакомым инженером-химиком. Мы довольно приятно пообщались и во конце концов я осознал, что являюсь куда более хорошим химиком, чем инженером. Я остался на прежней должности и решил скомпенсировать этот факт специализацией в индустриальной химии.

Любой химик может делать препараты в лаборатории… а я мог делать их тоннами на заводах!

Так я и провел лучшую часть десяти лет.

И только спустя несколько лет, я понял, что с математикой у меня всё даже лучше, чем с химией! К тому времени, когда я получил свою степень… я отсидел достаточно занятий. Квантовая механика казалась мне не сложнее любых других расчетов. Изучая деловое администрирование, я выбрал исследование операция и линейную алгебру, ну и так далее.

Получая бакалавра по компьютерным наукам, я с легкостью мог сравняться с бакалавром или магистром.

Раньше был сериал по телику, который назывался "Числа", про математика, чей брат был агентом ФБР. Каждую неделю он с помощью странных теорий чисел или информационных наук находил убийц. Я был одним из тех немногих, что не только понимали, о чем говорил главный герой, но и видел пути сделать расчеты проще и короче.

Мой первый порыв в этом направлении был в РПИ. Там всем приходилось брать три семестра по вычислениям (это место – рай для задрота), плюс семестр дифферинциальных уравнений или компьютерного программирования. Я достаточно настрадался с вычислениями, так что выбрал компьютерное программирование. Несмотря на то, что девяносто процентов семестра я провел в пьяном или наркотическом угаре, мои оценки не падали ниже B. Даже подумывал пойти в программирование, но нет… я был химиком и быстро выбросил эту глупую мысль из головы. Самое забавное, что когда был на старших курсах и мне нужен был факультатив, я взял дифферинциальные уравнения и получил еще одну твердую B, вновь пребывая в полуживом состоянии весь семестр. Степень по математике, учитывая, что я помнил большинство из того, что мы проходили, должна быть легкотней. Нужно подумать над этим.

Я глянул на остальные книги. Английский для восьмого класса был элементарным бредом. Интересно становилось только к концу школы. Тоже самое и с общественными науками. У нас был год американской истории, затем год мировой истории, а потом год предметов, что были тогда в моде. В восьмом классе у нас была общая наука, ничего специализированного до биологии в девятом классе, за год до всех остальных в школе. Но все не так уж и плохо. Нашим учителем по науке был Мистер Родригез. Спустя поколение, таких, как он, станут называть латиноамериканцами или латиносами, но в 1968 году их называли бурожопыми. Но мне было плевать. Этот "бурожопый" был причиной благодаря которой я стал химиком. Он был отличным учителем!

Я всё еще рассматривал вещи, которые мама привезла домой из Хазлерс. Она с любопытством посмотрела на меня, когда увидела как я занимаюсь, но единственное, что она сказала так это то, что лучше бы все мои заверения по поводу того, что вернусь в школу, оказались правдой. Когда Сьюзи и Хэм вернулись домой, второй просто проигнорировал меня. Сьюзи подразнила меня насчет темного глаза, так что я предложил и ей такой же сделать. Она хихикнула и побежала к маме. Десять секунд и я услышал громкое:

– Карлинг! Может ты прекратишь!?

Я просто закричал в ответ:

– Да, Мам.

Но не серьезно. Нужно же мне было повеселиться.

Папа добрался домой после пяти. Он просто сказал мне, что ему звонил Штайнер. И у нас встреча в школе, завтра утром в девять, все, видимо, прошло так как нужно. Папа сомневался, он никогда не доверял адвокатам. Я помню, как встречался в старшей школе с девушкой, что собиралась стать адвокатом. Спустя годы мама спросила помню ли я её. Когда сказал, что да, она рассказала, что та девушка все-таки стала адвокатом и вышла замуж за другого адвоката, и теперь у них два ребенка. Папа только вскрикнул "О Божечки! Теперь они еще и размножаются!"