Комната начала кружиться и моё сознание начало угасать.

На следующее утро я проснулся в своей кровати от того, то солнце принялось рисовать причудливые узоры прямо на моих зрачках. Голова разрывалась, желудок гудел, и я вот-вот собирался обмочиться. Одежда была на мне. Я поплелся вниз и добрался до ванной, где спустил штанцы как раз вовремя для того, чтобы присесть и спустить в унитаз целую реку. Вообще, в ванной рядом стояло два унитаза, что было неплохо, так как я мог сидеть на одном и нагнуться над вторым, чтобы проблеваться. Этим я и занимался, пока в организме совсем не осталось влаги.

По-моему, мне никогда не было так плохо, даже учитывая первый раз. Это было даже хуже, чем дизентерия, которой я однажды переболел. Желудок дал себе волю и я сидел на унитазе пока его позывы к опорожнению всеми возможными способами не прекратились. У Бога наверняка скверное чувство юмора, раз он в тот день оставил меня в живых.

Я то и делал, что писал, блевал и срал. Когда это прекратилось, я медленно привстал, ощутил, как разрывается моя голова, и посмотрел в зеркало. Выглядел я еще хуже, чем ощущал себя. Мои ноги медленно понесли меня к душу и я включил воду, после чего сунул под неё свою голову. Одежда оставалась на мне, рубашка промокла насквозь, но мне было абсолютно плевать. Я, теперь уже полу-чистый, поковылял на третий этаж

Я совершенно не был уверен в том, как туда попал.

Наверное, моя бутылка осталась внизу. Мне было слишком плохо, чтобы я мог хотя бы подумать о том, чтобы выпить еще, так что руки будто сами вытащили баночку Тиленола и я высушил её наполовину. Ох, как я скучаю по Адвилу! Еще десять лет он будет вне закона!

Я снял с себя мокрую рубашку и подумал над тем, чтобы вернуться обратно в кровать… но спать мне не хотелось.

К тому же, моя комната в целом и кровать в частности провонялась потом и алкоголем.

Несмотря на то, что меня морозило, я приоткрыл окно, дабы освежить воздух.

Сначала было свежо и ободряюще, но затем стало просто холодно. Я схватил чистую одежду вместе с мыльно-рыльными и снова направился в ванную.

Лишь спустя полчаса, когда я принял очень долгий и очень горячий душ, а затем еще раз повторил ритуал ссанья-блеванья-сранья, я смог до конца убедиться в том, что жив. Выпил еще немного Тиленола, может он и убьет мою печень, но после вчерашнего там и убивать-то особо нечего.

Я закрыл окно в комнату, взял грязную одежду и направился вниз. Там, в гостиной, на углу в подвал, я нашел Мэрилин. И замер на месте.

– Эй, а что ты здесь делаешь?

Она сидела на диване и раскладывала пасьянс, наблюдая за тем как Марти. Свэйзек и Гормли играют в покер на троих. Парни подняли свои взгляды на меня и поздоровались, а Мэрилин закатила свои глаза.

– Я здесь с прошлой ночи, как по-твоему ты добрался до своей комнаты?

Я очень странно на неё посмотрел и посмотрел в сторону зала, последнего что я помню, а затем перевел взгляд обратно на ребят, заметив как ухмыляется Марти.

– Знаешь, понятия не имею. Самому интересно.

Мэрилин бросила в меня стопку карт, но они не попали в меня, так как разлетелись по комнате.

– Придурок! – кричала она, отчего парни засмеялись. Она подошла ко мне, а затем обняла, – Иногда ты меня так злишь, что я готова кричать.

Она схватила моё белье.

– Пойдем, запустим стирку, а с твоим свинство разбираться будем потом.

Я безмолвно последовал за ней, не зная, что сказать. Единственное, что я понимал – не важно что я скажу, нужно сделать это наедине. Мы спустились в подвал и подошли к стиральным машинкам.

– Так… что случилось, когда я уехал? Не думал, что ты приедешь.

– Я уехала часа через полтора после тебя, может через два. Как раз достаточно, чтобы ты нажрался в стельку! Ты не помнишь, как мы с Марти несли тебя вверх по лестницу вчера?

Я криво глянул на неё.

– Не совсем. Я слышал, как вы говорите, но рассудил, что мне это слышится.

– Еще раз так напьешься и услышишь, как я бью тебя ногой по яйцам! Ублюдок!

Стиральная машинка принялась за свою работу и начала издавать неприлично громкие звуки, так что я взял её за руку и отвел к передней части подвала. Там мы сели на старый диван.

– Мне очень жаль, понятия не имел, что ты приедешь… в таком случае этого бы не было.

Это слегка её успокоило, но лишь слегка, так как она принялась отчитывать меня следующие несколько минут.

Когда мне наконец-то дали слово, я только и мог что спросить "Почему ты здесь? Что произошло после моего ухода?"

Она в последний раз назвала меня придурком и успокоилась.

Девушка посмотрела на меня и пожала плечами.

– Всё было довольно безумненько. Почти все дети и тётя Линетт ушли из-за стола, но мама, папа, я и Марк еще с час обсуждали это. Не думаю, что кто-нибудь вот так перечил ему раньше, папа не знал, уважать тебя или вычеркнуть из жизни. Он попытался посадить меня под домашний арест, но я сказала, что съеду к чертям. Марка всё же посадили на него, и папа даже ударил его. А я никогда не видела, чтобы он так себя вел.