Шрифт:
– Вы упоминали в книге, что Нью-Йорк стал таким, какой он сейчас, благодаря каналу Эри. Но как же так? Ведь сам канал находится почти в двухстах пятидесяти километрах от Нью-Йорка, – сказала она.
– Все верно, но реальным выходом к каналу является не Олбани или Скенектади, а конец реки Гудзон, а это Нью-Йорк. Это немного уходит к истории Америки. Если вы посмотрите на карту, там есть, по меньшей мере, полдюжины крупных портов на восточном побережье, – я начал пересчитывать их по пальцам: – Бостон, Нью-Йорк, Филли, Балтимор, Норфолк, Чарльстон и Саванна, например. В каждом из них есть хороший порт и якорная стоянка. Так почему же Нью-Йорк стал крупнейшим морским портом на восточном побережье?
Затем я продолжил:
– Давайте вернемся на пару сотен лет назад. Тогда не были ни автомобилей, ни поездов, ни нормальных дорог, а парой сотен километров на западе стоит вот этот горный хребет. На самом деле довольно сложно пересечь Аппалачские горы по суше. А если вы, например, фермер из Огайо, то оказывается намного дешевле направлять зерно вниз по Огайо и Миссисипи в Новый Орлеан, загрузить на корабль, и направить его в Нью-Йорк, а уже там везти его на мулах.
В ответ на это послышались недоверчивые шепотки, но я только улыбнулся и кивнул. Лошади и мулы в процессе транспортировки на такую дистанцию съедали бы все зерно, которое сами и везут. Опра сказала:
– И канал Эри решал эту проблему?
– Было невероятно дешево грузить все на баржи. Стоимость перевозок упала до одной двадцатой части от стоимости перевоза по суше. Канал Эри был крупнейшим инфраструктурным проектом той эры, как Межштатная Система сейчас. Совершенно внезапно появилась возможность дешево и быстро перевозить кукурузу, пшеницу, или руду из Среднего Запада на восточное побережье. В течении девятнадцатого века торговля выросла до невероятных объемов. Так же и в обратную сторону. Теперь восточное побережье могло перевозить ткань, плуги, стекло и много всяких других дорогих и экзотических вещей на Средний Запад. Одним из важнейших товаров была соль! Чтобы получить соль, нужно морская вода, а все озера и реки на западе Аппалач пресные. И все это доставлялось по каналу Эри на Средний Запад.
– И это было здесь в Чикаго? – спросила она. – Почему не любой другой город на Великих Озерах?
– Ну, им это тоже помогало. К тому времени все крупные города на Великих Озерах основывались или разрастались. Кливленд, Детройт, Милуоки – все они разрослись после открытия каналом пути на Средний Запад. То, что собирались сделать в Чикаго, находится всего в паре километров отсюда, реки прекращали течь на север и восток, и начинали течь на юг. Люди в Чикаго очень умны! Они увидели, что везде происходит, и какая торговля идет с Нью-Йорком. Они осмотрелись вокруг и прикинули, что, если у них будет свой канал, они смогут перевозить товары с Великих Озер вниз по Миссисипи, и это открыло им доступ ко всему центру страны.
– Это как концы гигантского моста между восточным побережьем и Средним Западом, – добавила она.
– И вот почему это все так важно! Это не просто так, что у нас есть дороги, мосты, или каналы. Все эти вещи формируют рост и развитие страны, и если этому не уделять внимания, то рост прекращается. Мы сейчас наблюдаем это с Межштатной Дорожной Системой.
– Как же?
– Ну, Межштатка сейчас, как каналы в прошлом веке. Посмотрите, как изменилось общество за последние тридцать лет, на расширение пригорода, увеличение количества грузовиков, и изменений ближе к центру. Дорожная система была разработана в конце пятидесятых годов, и большинство дорог и мостов имеет ресурс в сорок лет. И если мы сейчас не начнем уделять им внимания, то будем наблюдать завораживающие их обрушения в ближайшие десять лет! – сказал я ей.
– Что пробудило в вас интерес к этой теме? Вы же математик, а не инженер, – спросила Опра.
Я на это только улыбнулся.
– Просто так получилось. Гарри, который профессор Гарри Джонсон, мой соавтор, и я оба писали письма в редакцию The Baltimore Sun, так мы познакомились.
Глаза Опры широко раскрылись:
– The Baltimore Sun?!
Я ухмыльнулся и кивнул.
– Все верно. У нас там есть нечто общее, не так ли? Вы работали в Балтиморе пару лет, прежде чем прорвались в большую лигу здесь, в Чикаго. Я помню, как иногда видел вас в новостях.
Она возбужденно добавила:
– Да, я работала в WJZ!
– Я помню вас с тех времен. Мы с Гарри оба балтиморские парни. Он преподает в Арбутусе в университете Мэриленда, а я живу и работаю в Хирфорде.
– Это поднимает другой вопрос, – сказала она.
Я с любопытством посмотрел на нее, и она подняла вопрос, которого, я надеялся, можно было избежать:
– У вас интереснейшая биография! Вы поступили в колледж и получили доктора наук по математике в 21 год, все верно?
Я кивнул.
– Да. Я поступил в институт Ренсселера в Трое в Нью-Йорке, и получил свою степень там.
– Но вы не пошли в науку или преподавание! Вы поступили в армию.
Я снова кивнул, улыбаясь и пожимая плечами.
– Ну, я поступил в колледж по подготовке солдат, и в какой-то момент дядя Сэм собирался призвать к долгу.
– Что математику делать в армии? – немного недоверчиво спросила она.
– О, множество всего! Коды, криптография, сигналы, инженерия – я сам был в артиллерии, и там нужен огромный объем расчетов! – ответил я.