Ну, Мэрилин могла хотя бы воду закипятить.

Хэмильтон стал непередаваемо враждебен ко мне в десятом классе и летом после него. Я правда не знал, как с ним справляться. Мама же и слышать не хотела, что были какие-то проблемы, а папа не собирался даже пытаться ей что-нибудь сказать об этом. Все ложилось на меня и было куда хуже, чем в первый раз.

Я слышал много сказок и басен о братской любви. По идее, мы должны всегда быть способны преодолеть наши различия и быть вместе, брат за брата. Но это не наш случай.

Он всегда был слишком зациклен на себе и озадачен тем, как бы навредить мне как можно сильнее. В первый раз он становился настолько невыносим, что я бил его, но это ничего никогда не решало. Сейчас же я просто уходил. Не важно, что я с ним делал и как угрожал, не важно, что приказывали ему родители, если он не хотел что-то делать, он этого не делал. Большинство людей учится через боль – если плита горячая, ты её не трогаешь. Он учиться отказывался. Он был психопатом? Социопатом? Психом? Что бы не так с ним ни было, исправить я это не мог, а мама даже подумать не могла, что у её "хорошего" сыночка могут быть какие-то проблемы.

Я был "плохим" сыном, не хотел жить так, как она мне скажет. Даже когда отец заболел Альцгеймером, она вызванивала меня за триста миль и заставляла приехать, просто чтобы я с ним повидался и она могла пожаловаться о том, как далеко я живу и как мне на всех плевать. Боже, Мам, почему, по-твоему, я переехал за три сотни миль!?

Мы с Мэрилин шутили, что если у нас появится проблема с воспитанием детей, то нам нужно представить, что бы сделали мои родители – и затем поступить в точности до наоборот! (Конечно, Паркер, говорил нам тоже самое, но у него при этом было такое невозмутимое лицо, что мы так и не поняли шутил он или нет)

Брат всегда считал себя умнее остальных (ладно, так и было) и что это не обязывало его соблюдать правила приличия и нормальное отношение к людям. Я помню один день благодарения в 2010-ых, когда мы ехали к Сьюзи. Я уехал из Мэриленда сорок лет назад и нуждался в том, чтобы меня направляли по дороге. С нами ехали брат и мама. Он отказался помочь, вместо этого дразня и издеваясь надо мной. Ради бога, нам было под шестьдесят, а он вел себя как четырехлетний ребенок. Закончилось всё тем, что я наорал на него перед нашей матерью "Прекращай страдать херней и скажи, куда мне ехать!" Даже после этого он отказывался говорить, пока мама, которой было восемьдесят, не сказала ему вести себя прилично.

Сейчас же всё стало куда хуже. Похоже, что чем успешнее я становился, чем быстрее продвигался в школе, тем больше он меня ненавидел. Он всегда совал свой нос куда не надо, но теперь он просто пытался проломиться в мой шкафчик и испортить всё, что у меня было.

Думаю, не стоит говорить, что когда его ловили на горячем, он лгал и отрицал всё. Иногда это работало, иногда – нет. Когда он разлил чернила на мои галстуки, то умудрился испачкать свои руки, что было несмываемым доказательством (ха-ха). Я измерил свой шкаф и заказал по почте металлический шкафчик, что поместил внутрь. Хэмильтон был в ярости, как и мама, но отец разрешил оставить его. Я купил другой замок, ключ по-прежнему не снимал с шеи.

Даже Сьюзи поняла, что с Хэмом что-то не так. Когда умерла Мэрилин, а Элисон, Сьюзи и её семья приехали на похороны за три сотни миль от дома, Хэмильтон даже цветов не отправил.

В этой же раз его неприязнь ко мне сменилась ненавистью.

В первый раз, Мэрилин и дети не хотели даже появляться рядом с ним. Мэгги даже не заходила, если только рядом с ней не было Джексона, а она не позволяла приходить им вместе до свадьбы. Большая часть семьи считала его жутковатым, что-то типа Нормана Бэйтса из "Психо", только без всей истории про убийства. Сейчас же я не был уверен в том, что обойдется без убийств, особенно учитывая моё собственное желание его прикончить.

С другой же стороны, мой первый раз многому меня научил. Особенно, то что у Элисон был синдром Вильямса. Самое главное, когда растишь ребенка с отклонениями (или как мы, чуть менее политкорректно называли это в шестидесятые-семидесятые, дебилизм), так это – терпение.

Многим вещам ребенок так и не научится, не важно как сильно на него орать или бить. Не то, чтобы я так когда-нибудь поступал, никогда не был монстром, но терпению учиться нужно. А Хэмильтон уже подбирался к его концу.

Но я научился.

В прошлый раз мы часто дрались, когда его поведение и ослиная упрямость доводили меня до края. Сейчас же я просто вставал и уходил. Я спал в собственной спальне, а все свои вещи держал под замком.

Попрошу заметить, всё это было довольно депрессивно.

Я провел первый двадцать один год моей жизни в такой обстановке, постоянно выслушивая то, какая я неудача и разочарование. Теперь же мне приходилось проходить через это снова, только приумножив всё, что было раньше. Теперь я был куда большим разочарованием и куда большей неудачей. Я понимал, что происходило, и это иногда создавало мне очень грустные дни. Вторая жизнь не всегда прекрасна.