– Отпусти, – скомандовала она Брендширскому.

Тот послушно поставил её на ноги, но оставил в кольце своих сильных лап. В итоге она всё равно оставалась прижатой к его груди. И опять те же чувства – приятное волнение и неприятное осознание, что этого волнения не должно быть.

А Брендширский, гад, не преминул воспользоваться её временным замешательством.

– Какая ты… соблазнительная, – выдохнул в макушку, позволяя своим рукам нежные наглые ласки. Спасибо – пока хотя бы только в области спины.

Ангелина даже не знала чьему нахальству удивляться больше: нахальству черепахи, уже положившей глаз на овощную нарезку, или нахальству Брендширского, положившего глаз на Ангелину. И тут в голове совместились два этих явления, и наступило озарение, которое вызвало волну негодования.

– Брендширский, – Геля резко отстранилась от него, – объясни-ка мне, что это? – её указательный палец обличающе тыкнул в сторону черепахи.

– Черепаха, – самым невинным голосом ответил котяра.

Но его «честные» глаза ни на секунду не заставили Ангелину усомниться в своей догадке.

– А в мешке у тебя что?! – гневно воззрилась она на прощелыгу.

– Змея, – его глаза сделались ещё более «честными».

– Показывай! – решительно скомандовала Ангелина, уперев руки в бока.

Она уже разгадала наглую уловку Брендширского.

– Показывай-показывай, – пошла Геля в наступление.

Котяра, не ожидавший такого напора, начал отступать, А Ангелина продолжила атаку:

– Отловил бедную беззащитную черепашку и посадил в мешок?! И всё это для того, чтобы напугать меня «змеёй»?! Собирался наглым обманом втереться в доверие?! – каждое слово Геля сопровождала грозным шагом в сторону Брендширского и оттеснила его уже почти к самому костру.

Среди «запасных» дровишек она выбрала себе хворостину повнушительней и, угрожая новоприобретённым оружием, начала оттеснять Брендширского теперь уже к мешку.

– А ну, выпускай животинку на свободу! – прикрикнула она, движимая праведным гневом.

Брендширский повиновался – развязал завязки. На долю секунды Ангелина всё же засомневалась, не погорячилась ли? Вдруг в мешке таки змея. Но наружу было извлечено безобидное панцирное.

Судя по подозрительно приподнятому уголку рта и мальчишескому блеску в глазах, уличённый в наглом обмане Брендширский не испытывал ни малейшего угрызения совести или раскаяния по поводу своего злодеяния. Чем усугубил свою вину в глазах Гели и вызвал ещё большее её возмущение.

– Так всё-таки черепашка, – прожгла его глазами Ангелина. – Ну, Брендширский, берегись! Обещала дать тебе по шапке, но передумала. Получишь по пятой точке.

Она погрозила хворостиной и, видимо, её намерения так явственно читались на лице, что Брендширский начал резво убегать. Ангелина пустилась вслед.

Этот гад дразнил её – давал подбежать довольно близко и когда ей казалось, что ещё чуть-чуть и хворостина таки достигнет намеченной цели – крепкой наглой задницы, он увёртывался и отбегал на безопасное расстояние.

Они уже намотали изрядное количество кругов вокруг костра и Ангелина начала выбиваться из сил, когда ей улыбнулась удача. Где-то невдалеке заржал конь, и Брендширский на мгновение утратил бдительность – замедлился и развернул голову в сторону звука. Геля собрала остатки сил и резво подскочила к провинившемуся заразе для приведения вынесенного ему приговора в действие.

– Ты сейчас очень пожалеешь о содеянном…

Но… это оказалась ловушка. В последний момент Брендширский сделал резкое обманное движение и поставил подножку. Они вместе грохнулись на песок.

Геля ещё не успела понять, что произошло, а её уже накрыло разгорячённое мужское тело.

– О чём я жалею, так это о том, что у нас всего только одна ночь…

Это была просто замечательная позиция для поцелуя. Запыхавшийся Андрео на запыхавшейся Ангелине. Её глаза неистово горели, она была так волнующе возмущена, а ещё абсолютно дезориентирована. Пока это она сообразит насчёт пощёчины, Андрео уже успеет насладиться этими нежными губами…

Чёрные бесы! Не успел. Прямо над самым ухом заржал конь и вернул Ангелину в реальность, испортив весь романтизм ситуации.

– Уууу… Предатель, – прошипел в его сторону Андрео.

– Брендширский, поднимайся! – решительно скомандовала она. – И мне помоги подняться.

– Я помилован? – он медлил, любуясь её губами.

Конь продолжал подло ржать. А у Ангелины тем временем восстанавливалось дыхание.

– Ладно уж, помилован, – в меру миролюбиво произнесла она, но добавила грозно: – Поднимайся!