На ночлег их разместили в избе по соседству с Советом. Парень, сопровождавший их, дал наказ ничего не понимавшей со сна старухе покормить гостей и ушел.

Савинков шепнул своим спутникам:

– До рассвета надо исчезнуть. Нельзя так долго испытывать счастье. Могут спохватиться.

– Верно, - поддержал всегда настороженный Флегонт.

– Полцарства - за один час сна, - простонал Стодольский.

– Не квакай, - оборвал сю Флегояг и подкрепил запрет смачным ругательством.

Савинков опасался не зря. Он предчувствовал беду.

И верно, парень, вернувшись в Совет, привязался к дежурному.

– Товарищ Рябоконь, зачитай бумагу.

– Пошел ты к лешему в штаны!
– вскинулся задремавший было дежурный. При тебе читал? При тебе!

Все в полном ажуре. Гляди - вот она, печать.

– Печать, печать, - проворчал парень.
– Ты зачитай.

– Для глухих три обедни не служат, - еще пуще разозлился дежурный.

– Ладно, хрен с тобой, - согласился парень.
– По фамилии-то как его?

– А вот - черным по белому. Товарищ Савинков.

– Савинков, Савинков...
– наморщил лоб Лыков и вдруг с размаху хлопнул себя ладонью но лбу.
– Слыхали, как же!

– Мозги у тебя набекрень!
– возмутился Рябоконь.

– Слыхали, как же!
– не унимался Лыков.
– В газете было пропечатано. Газета где?

– Газета, газета... Небось еще намедни на самокрутки извели, - заворчал Рябоконь, однако, не мешкая, полез в ящик стола. Ящик выдвигался с трудом, это бесило дежурного, и он с грохотом выдвинул его вовсе.
– Смотри-ка, уцелела!

Он развернул измятую газету, поднес к чадившей свече и начал один за другим прочитывать вслух заголовки. Закончив, издевательски хмыкнул:

– С дуринкой ты в голове, Лыков, как есть с дуринкой!

– А ты ищи, ищи, - не обидевшись, настаивал Лыков.

– Искал дядя маму, да попал в яму, - пробовал отшутиться дежурный. Гляди сам: вот про мятеж левых эсеров, вот телефонограмма лично товарища Ленина, вот сводки с фронтов. Приснился тебе этот Савинков, когда ты с бабой в обнимку спал. Ей-ей... Ну, вот еще - про восстание в Рыбинске.

– В Рыбинске?
– встрепенулся Лыков.
– Вот туточки его и ищи!

Рябоконь приник к газете. Теперь он предусмотрительно читал про себя. Дойдя до строк: "Во главе восставших контрреволюционеров стоял организатор "Союза защиты родины и свободы" известный враг Советской власти Б. В. Савинков", он оторопело уставился в Лыкова. Тот все понял по его будто окаменевшему лицу.

– Может, однофамилец?
– нерешительно спросил Рябоконь.

– Все равно надо их допросить, голубков, и немедля!
– воскликнул Лыков, рванувшись к двери.

– Ребят возьми с собой!
– вдогонку ему крикнул дежурный, доставая из кобуры наган.
– ...Пока шел этот разговор, Флегонт успел выйти из избы, осмотреться.

– Коней не взять, - с тревогой в голосе сообщил он Савинкову.
– Тот высоченный верзила ходит возле них как собака на привязи.

– Придется ножками, ножками, - усмехнулся Савинков, приметив отчаяние на лице Стодольского.
– Лес близко?

– Через огороды, а там до леса рукой подать, - ответил Флегонт.

– Тогда - с богом...
– прошептал Савинков.

Старуха возилась у печи, гремя заслонками. Гости шмыгнули за дверь и растаяли в ночи.

Рассвет встретили в лесу. Всходило солнце, когда они напоролись на вооруженных красноармейцев. Их обстреляли. Выручил овраг. Они кубарем скатились под откос Стодольскому не повезло: падая, он ударился о поваленное дерево. Он лежал на дне оврага у топкого ручья и стонал. Флегонт осмотрел его.

– Перелом ноги, - хмуро сообщил он Савинкову.
– Что будем делать? Тащить на себе?

Савинков не ответил. Наверху, в чаще, подступавшей к оврагу, затрещали сучья, послышались голоса. Савинков и Флегонт молча переглянулись и, не сговариваясь перепрыгнули через ручей, спасаясь от преследования.

– Стойте, куда же вы?!
– вслед им отчаянно закричал Стодольский.
– Мы же вместе... Стойте, не бросайте Савинков и Флегонт, не оглядываясь, мчались по оврагу и вскоре скрылись за крутым глинистым обрывом.

– Стойте...
– все еще умолял Стодольский, не веря, что его бросили. И, вдруг поняв это, вместе со стоном выдохнул из последних сил: - Будьте вы прокляты!..

...Сейчас Флегонт не испытывал мук совести. Он смотрел то на Савинкова, то на небо, радуясь, что ветер гонит над лесом обрывки черных угрюмых туч.