Тарелкин все так же равнодушно смотрел перед собой, по по мгновенно блеснувшим очкам, по едва дрогнувшим рыжеватым ресницам Дзержинский понял, что он взволнован и что это волнение таит в себе радость.

– Воля ваша, - безразлично промолвил Тарелкин.
– Правда - привилегия сильного.

– Ирония?
– нахмурился Дзоржипский.
– Но вряд ли она поможет нам узнать истину.

– Я не боюсь запугиваний, - раздраженно сказал Тарелкин.
– Это любимый рычаг Чека. Людям остается лишь открывать рты и ждать, когда их подсекут, как рыб.

– Можно подумать, что вы уже не раз бывали в Чека, - усмехнулся Дзержинский.
– Но поговорить мы еще успеем. К сожалению, у меня сейчас нет времени.

Прошу вас поторопиться. Гарантировать вам освобождение сегодня же я пока что не могу. Поэтому позаботьтесь о том, чтобы дача ваша была в сохранности.

Тарелкин не заставил себя долго просить. С видимой неохотой он взял протянутую ему Локтевым связку ключей и, сопровождаемый им, пошел запирать двери.

Дзержинский ожидал возвращения Тарелкина во дворе.

– Все?
– спросил он, когда Тарелкин появился на крыльце.

– Все. Наша трагедия в том, что мы играем комедию, - философски изрек Тарелкин.

Дзержинский не удостоил его ответом.

Он молча поднялся по ступенькам крыльца на террасу, толкнул дверь кладовки - та была заперта.

– Какая трогательная забота о кладовке, "богатству"

которой позавидовал бы сам Плюшкин, - заметил Дзержинский.
– И в то же время вы беспечно оставляете открытой дверь на террасу?

– Спешка...
– спокойно ответил Тарелкин.
– Взвинченные нервы. Бессонная ночь...

– Откройте, - потребовал Дзержинский.

Тарелкип молча повиновался.

Чекисты вошли в кладовую.

– Снимите картину, - велел Дзержинский Локтеву.

Локтев с помощью Илюши снял с крюка тяжелую картину. Стена без нее сразу сделалась унылой и мрачной. Дзержинский подошел поближе.

– Ну-ка, отдерите обои, - сказал он.

Илюша дернул за край отклеившихся сыроватых обоев, и перед всемп, кто стоял в кладовой, вдруг обозначились едва приметные контуры проема, заложенного кирпичом.

– Теперь, кажется, все ясно, - сказал Дзержинский, и чекисты с полуслова поняли его. Илюша притащил ломик. Локтев ударил им в стену. Посыпалась штукатурка, красная кирпичная пыль.

Через пятнадцать минут все было кончено. Локтев и еще один чекист пролезли в образовавшееся отверстие.

Илюша подал Локтеву электрический фонарик. Они исчезли в черном проеме. Тарелкин недвижимо стоял в стороне.

Вскоре из проема показалась голова Локтева, потом рука. В руке он крепко сжимал новенькую, еще в заводской смазке гранату.

– Там целый арсенал, - тяжело дыша, доложил он.
– Винтовки, патроны, гранаты... Замуровано все честь по чести!

– Я не имею к этому никакого отношения...
– начал было Тарелкин, бледнея.

– Вы, господин Тарелкин, и ваши единомышленники возлагаете свои надежды на оружие, на удар в спину.

Но всегда будете неизменно биты!
– гневно подытожил Дзержинский.

Чекисты образовали цепочку, и вскоре на террасе образовался оружейный склад. Вороненые стволы злобно отсвечивали на солнце.

– Моему изумлению нет предела, - твердил свое Тарелкин.
– Я даже понятия об этом не имел...

Дзержинский отдал необходимые приказания о погрузке оружия и его отправке, об охране дачи, о конвоировании Тарелкппа.

– Теперь можно и на Лубянку, - сказал Дзержинский.

Но едва он произнес эти слова, как двое чекистов, находившихся в засаде возле дачи, втолкнули в комнату мужчину в измятом поношенном пиджаке.

– Товарищ Дзержинский, - доложил чекист,- - прямым ходом шел на дачу этот субъект. Видать, тропка знакомая.

Мужчина, услышав фамилию "Дзержинский", окаменел в неподдельном испуге. Тусклые, будто неживые, глаза его застыли, он с трудом перевел скользящий взгляд с Дзержинского на оружие и с оружия на Тарелкина.

– Вы, конечно, знаете этого человека?
– требовательно спросил Дзержинский, указав на Тарелкина.

Мужчина вместо ответа, как глухонемой, замотал взъерошенной головой.

– - Хорошо, - сказал Дзержинский.
– На Лубянке разберемся. Арестованных - в разные машины, - предупредил он Локтева.
– Оружие сдать на нага склад.