Шрифт:
— Спасибо, — машинально поблагодарил я, разглядывая ближайший труп в уже не кажущейся незнакомой серо-зеленой форме. Слетевшая с головы угловатая каска в матерчатом чехле-нашлемнике откатилась далеко в сторону. Ну, так и есть, недоброй памяти бравые солдаты фюрера во всей своей, мать ее так, красе! Спустя еще секунду, я, наконец, понял, отчего раньше не смог определить их исторической принадлежности: одеты они были не в обычную для вермахта фельдграу, а в форму одной из егерских альпийских дивизий. Может, даже того самого знаменитого «Эдельвейса», что летом сорок второго рвался к бакинской и грозненской нефти через перевалы Главного Кавказского хребта…
«…ближе к середине августа 1942 года Баксанское ущелье оказалось в целом отрезанным германскими войсками от предгорий…» — не знаю, откуда всплыла в памяти эта фраза — историей самой страшной войны ХХ века я никогда особо не увлекался. Но вот вспомнилось же — и тут же неприятно засосало где-то под той самой хрестоматийной ложечкой: куда ж мы все-таки попали?!
— Понял, кто они? — проследив за моим взглядом, переспросил «я-номер-два». И, не дожидаясь ответа, присел, расправляя задравшийся рукав вражеской куртки шевроном ко мне. Ну все, приехали: не узнать окаймленный витой альпинистской веревкой стилизованный белый цветок было невозможно. «Эдельвейс».
Усилием воли отогнав пораженческие мысли, я бросил на поверженного «gebirgsj"ager» последний взгляд — что-то в нем, в его позе казалось мне странным, даже очень странным, но вот что именно? — и отвернулся.
— Так куда нам теперь? — выпрямившийся «братишка» вопросительно качнул головой. — Я так понимаю, ты побольше меня во всем этом разбираешься. Поделишься?
— Поделюсь, — пообещал я, припоминая схему обсерваторской территории. — А куда идти? Хрен его знает… Там гаражное хозяйство должно быть. Не видел — автобоксы уцелели?
— Неа, — он отрицательно качнул головой. — Там, похоже, все полностью заросло. Пойдем, посмотрим? — он замолчал, увидев что-то за моей спиной. Судя по выражению лица — что-то очень интересное. Вернее, кого-то. Никак, их благородие господин полковник со Туристом пожаловали!
— Давай, — без особого энтузиазма согласился я, оборачиваясь и с удивлением наблюдая за продирающимся сквозь колючие ветки запыхавшимся полковником, отчего-то навьюченным всеми нашими рюкзаками вкупе с Жориной радиостанцией, двумя АКСМами и чем-то угловато-незнакомым с прицелом и без магазина. Впрочем, долго удивляться не пришлось: разгадка столь необычного поведения вышестоящего начальства, спотыкаясь, тяжело шагала в трех метрах позади. Ай да Жора, ай да Турист! Всего на пару минут без присмотра остался — и уже пленного прихватить успел! А то, что оный пленный без сознания и морда вся в крови — это ничего, главное, чтобы говорить не разучился. Остальное неважно, надо будет — не то, что на плечах, — на руках донесем.
Выбравшись на открытое место, запыхавшийся Валера сбросил поклажу, огляделся — и замер, старательно округлив глаза. Вот теперь точно пора валить — нам сейчас только семейных разборок по поводу встречи двух потерявшихся братьев не хватает. Пока и без объяснений обойдется, а там посмотрим:
— Ю…Юра, — называть самого себя по имени было как-то очень непривычно, — пошли кого-нибудь вперед, вы следом, мы за вами. Хватит тут торчать. Давайте, мужики, манатки в руки — и быстренько вперед! Смерч, Иракец — берите этого… — я кивнул на обвисшего на Жорином плече пленного. И, встретившись взглядом с полковником, негромко добавил, обращаясь теперь только к нему:
— Да, это то, что ты думаешь. Только не сейчас, хорошо? Всё потом, — и, припомнив кое-что им же самим сказанное раньше, отчеканил:
— Это приказ. Извини…
Валера, подозрительно быстро взявший себя в руки, кивнул. Как-то слишком уж понимающе.
Уже покидая последним поле второго выигранного нами боя, я неожиданно оглянулся и все-таки понял, что именно показалось мне странным в том убитом немецком егере. Неестественно вывернутая нога в высоком горном ботинке прошла сквозь торчащий из травы выщербленный временем бордюрный камень, некогда отбивавший бровку асфальтированной подъездной дороги к главному корпусу. Не зацепилась, не уперлась — именно прошла насквозь, будто бы одновременно находясь с ним в одной и той же точке пространства.
А его отлетевший в сторону автомат не примял своим весом ни одной травинки. Скорее даже наоборот — создавалось впечатление, что это трава проросла сквозь вороненую оружейную сталь.
Остановившись, я махнул рукой удивленно обернувшемуся Марку — не жди, мол! — и присел на корточки. Обхватил пальцами рукоятку — под рукой был самый настоящий металл — и осторожно потянул. Оружие свободно заскользило по земле, «пропуская» сквозь себя остающиеся недвижимыми сочные ярко-зеленые стебли. Ничего себе! Ладно, опыт — так опыт: взяв автомат в руки и уже догадываясь, чем это закончится, я повел стволом прямо сквозь ветви ближайшего куста. С тем же успехом можно было этого и не делать: металл и дерево отнеслись друг к другу с великолепным презрением. Надо будет Валере показать — интересно, что на это наша продвинутая наука ответит?
Закинув на плечо вполне осязаемый ремень трофейного МР-40 и подхватив свой не менее осязаемый «калаш», я побежал догонять своих…
Больше я нигде не задерживался, сбившись с ритма лишь один раз — чтобы подобрать оброненный Марком и незамеченный в примятой ногами пробежавших людей траве «энэрэс» [8] . «Оброненный», ничего себе! Ну, сейчас он у меня за потерю казенного имущества по-полной программе получит, спецназер хренов. Совсем расслабились, пока командир по волчьим подземельям шарился и миры спасал!
8
НРС — нож разведчика специальный.