— Я девица, никогда прежде не целовалась и не была с мужчиной, к мастеру танцев не проявляла никаких симпатий, а встречи с ним касались вопросов правильного питания и физических упражнений для похудения, — выпалила я как на духу, чтобы избежать дальнейших расспросов. Шар окрасился ярко-зеленым. Лицо мачехи немного разгладилось, а Финист улыбнулся.

— Думаю, стоит попросить прощения у Лады за недоразумение, — жених первым склонил голову. — Прости, что побеспокоили.

Отец пробурчал что-то невразумительное, похожее на извинение, а мачеха опустила глаза, явно не зная, что сказать.

— По поводу свадьбы. Сегодня я получил приглашение явиться ко двору к концу месяца. С женой, разумеется. Не хотелось бы затягивать, поэтому давайте проведем церемонию как можно скорее.

— Но подготовка… Платье будет готово через неделю… — попробовала возразить мачеха, но Финист только улыбнулся.

— Невеста хороша в любом наряде, лишь бы была счастлива.

— Люди не поймут, — пискнула сестренка.

— Думаю, после сегодняшнего скандала слухи всё равно возникнут, и надо пресечь их на корню. Митрофан Степанович, слово за вами.

Батюшка посмотрел на меня, на Финиста, подбоченился и, выглянув за дверь, громко гаркнул нашему управляющему:

— Федя! Собирай слуг, рассылай приглашения! Да музыкантов найди, чтобы повеселее, и вели зарезать пару свиней на званый ужин! Вечером будем свадьбу играть!

Я даже рот открыла от изумления. А Финист подмигнул мне задорно и вышел за дверь.

Суета вокруг завертелась с удвоенной силой. Подружки-служанки собирали приданое: небольшой ларь с платьями и сорочками, мачехой и мною загодя расшитыми, полотенца и пояс — жениху в подарок. Варя на самое дно положила резную шкатулку, оставленную родной матушкой мне в наследство. В шкатулке лежали перья да бумага, книжка сказок и обручальное колечко. Когда мама с батюшкой поженились, ещё кольца носили, а не браслеты.

Мачеха битый час пыталась втолковать мне, как пользоваться белилами, румянами и прочими красками, да так и плюнула под конец. Всё равно я не запомнила. Сложила всё, в суконную ткань завернула, и убрала в ларь. Вряд ли я все это скоро достану — что накрашенной, что нет, красавицей мне не быть.

А затем мачеха выгнала из комнаты всю прислугу и увлекла меня за собой для женского разговора. Стало неловко. Откуда дети берутся, я в свои девятнадцать лет знала. И подружки рассказать успели, и насмотрелась в дворовом хозяйстве. То, что собачки и кошечки друг с другом не играют, мне ещё в четырнадцать лет рассказала тетка Фрося: я думала, что драку разнимаю, а, оказалось, влезла в любовную игру, за что по руке лапой и получила. Шрам от когтей на всю жизнь остался. Так что мягкие намёки мачехи на то, что меня в первую брачную ночь ожидает, я выслушала с умеренным любопытством. Да и сомневалась, если честно, что Финист ко мне притронется.

Такое бывало. Варя рассказывала, что когда замуж вышла, к ней год муж не подходил. Её совсем молоденькой отдали, едва пятнадцать лет стукнуло, а мужу за тридцать было. Он с ней даже в одной кровати не спал, чтобы не смущать. И только когда попривыкли друг к другу, притерлись, стал знаки внимания оказывать. Ждал, пока она в него влюбится. Я на рассказы Вари умилялась, да и подружки завидовали. Не каждой такой заботливый муж доставался.

Впрочем, я лично познавать прелести супружеской жизни не жаждала. Прелести те были, судя по рассказам, весьма сомнительные, а спать я привыкла в одиночестве. Как же тут уснуть, если кто-то под боком сопеть и храпеть будет? Это я про себя, если что, говорила.

Алёнушка, как ушла утром, больше у меня не появлялась. Знала, паршивка, что я её ругать буду. Вот и придумывала, видать, как половчее соврать. Я хитрости сестры давно изучила, но все же им поддавалась. Слишком милой она была, когда извинялась. Да и как не простить? Родная кровь — не водица.

К вечеру меня одели в наряд праздничный и накрасили пуще вчерашнего. Я на себя в зеркало посмотрела и ужаснулась. Кукла какая-то вышла. Щечки розовые, губки бантиком, а платье — хоть на самовар надевай. Хорошо, что белое, невестино, сшить не успели, пришлось выбрать светло-зеленое, я в нем не слишком толстой казалась.

По традиции невеста с женихом должны были на праздничном пиру посидеть, потолковать, из одной тарелки поесть и вина из одного бокала выпить. Ну и ночь в одной спальне провести. А утром, как жених простынь с кровавым пятном покажет, нам должны были надеть браслеты брачные. На том церемония считалась завершенной.

Пока я не зашла в церковь, украшенную к свадебной церемонии, как-то не верила, что выхожу замуж. Будто сон видела: вот жених стоит у алтаря, усмехается едва заметно, батюшка слезу смахивает, а сестрица злобно зыркает. Но будто не со мной всё происходит.

Однако пришлось брать себя в руки. Мачеха шикнула, чтобы я шла по дорожке, а не топталась в дверях, и я вперед двинулась. Думала только, как о подол не споткнуться да не свалиться, а то вдруг сама не поднимусь, позора не оберешься.

У самого алтаря Финист взял меня за руку и подвел к священнику. Что тот вещал про узы брака, я прослушала — пока выдалась возможность, разглядывая жениха. До чего же он был красив! Даже шрам его не портил! А уголки губ то и дело подрагивали. Вот, вроде, чего смешного в церемонии, но его она забавляла. Я на гостей посмотрела — и тоже смешно стало. Все на свадьбу собрались, а только за жениха с невестой никто не рад. Разве что батюшка, да и тот больше обеспокоен. Слуги втихаря обсуждали, сколько еды останется, гости позевывали, а дамы хихикали и притворно ахали, на нашу пару глядя. Жениха, видать, жалели.