— А я тебя люблю… Дура!

И вздрогнул — потому что понял: сказал это вслух. И еще что не один. Как дверь открылась, не услышал, а чье-то присутствие почувствовал.

Слава стоял на пороге и смотрел на меня, скептически выпятив губу.

— Да я понял, что это не мне, — хмыкнул он, поймав мой взгляд. — Зайти-то можно? Стучал — ты не услышал.

— Воспитывать пришел?

— Идите вы оба в жопу, — поморщившись, Слава сел на стул. — Большие уже. Сами разберетесь. А если нет — значит, и не надо. Тут Кирюша шепнула кой-чего. Мог бы и мне сказать. Насчет Лисицына.

— Ну ты мимо так жестко пролетел…

— Да потому что полночи кому-то сопли вытирал, — он сощурился, и мне показалось, что смотрюсь в зеркало. — Все, Денис, проехали. Ты сам говорил: мы не говорим о Надежде, если это не касается работы. Доктор сказал «в морг» — значит, в морг. А вот, кстати, по работе. Подписал ей заявление?

— Да. С отработкой.

— Жестко, — передразнил Слава.

— Ничего личного, бизнес есть бизнес.

Голова после бессонной ночи и всего прочего раскалывалась, как арбуз. Положить бы ее на стол — и придавить минут по двести на каждый глаз.

— Ладно, дело твое. Мне эти ваши садо-мазо-игрища не понять. Я вот о чем. У меня на этого персонажа есть жирное досье. Уже года три коплю. Надеялся, Аркадий наконец поймет, какого гада пригрел, и даст команду «фас».

— Он дал. Я подтверждаю. Отдай Кире все, что у тебя есть.

— Океюшки, — он встал, застегнул пуговицу пиджака. — И вот что… имей в виду, вы так громко орали, даже у меня в кабинете было слышно. Не детали, но суть. А уж в приемной… Так что стаффу будет чем в зубах поковырять в ближайшее время.

Я стиснул челюсти, и голова взорвалась новым приступом боли.

— И еще… — Слава остановился на пороге. — Хочешь совет?

— Ну?

— Если ты надеешься как-то это уладить… с Надей, не дави на нее. Она упертая до ужаса.

— Это я понял.

— На самотек не пускай, но и не дави.

— Вот как бы нащупать ту грань между «не пускай на самотек» и «не дави»? — я потер виски, под которыми черти лупили молотами по наковальням.

— Твоя игра, подполковник, тебе и карты в руки, — Слава пожал плечами и открыл дверь.

Вечером, собираясь домой, я зашел в туалет и нос к носу столкнулся с Лисицыным, мывшим руки. Встал рядом, включил воду, и наши взгляды встретились в зеркале.

Когда мне было лет четырнадцать и мы уже жили в Кёниге, отец дал несколько уроков жизни на темной стороне. Каратэ я тогда только начал заниматься, а ходить домой приходилось поздно вечером, не самыми благополучными кварталами.

«Запомни, День, если есть шанс ограничить все словами, смотри в глаза и представляй себя волком, который готов вцепиться в глотку и разорвать. Очень живо и ярко представляй, как разрываешь зубами кожу, как хрустят хрящи, почувствуй вкус и запах крови. И если чем-то угрожаешь, представляй, что делаешь это. Как будто уже много раз делал. Это та сила и уверенность, которая пугает больше, чем бестолковая мельтешня руками».

Я представил — и взгляд Лисицына в зеркале испуганно поплыл.

— Не дай бог ты к ней еще хоть раз подойдешь…

Даже уточнять не пришлось, что будет. Торопливо закрутив кран, он стряхнул воду с рук и вышел.

Да ты еще и трус до кучи. Эх, Надя, Надя, угораздило же тебя влюбиться в такую жалкую тварь. Хотя… если б люди любили только достойных, человеческий род давно бы перестал существовать.

Вернувшись домой, я походил по квартире взад-вперед и… отправил ей цветы. Девять темно-красных роз.

— На карточке что-то надо написать? — подтверждая заказ, уточнила девушка-оператор.

Я задумался.

«Прости меня»? Как-то… фальшиво?

— Нет, ничего не надо. И вот что, если дома никого не будет, пусть курьер оставит у соседей. На худой конец, на коврике у двери.

— Но… это не положено, — замялась девушка. — Ну ладно, передам.

Через час пришло сообщение.

«Больше не надо. Не вынуждай меня их выбрасывать».

Ага, значит, эти не выбросила. Иначе не стала бы писать. Уже хорошо. Больше и не буду… пока.

Дни тянулись, тянулись. Похожие один на другой, как две капли воды. Как две капли дождя, который шел, не прекращаясь: мелкий, тоскливый. Я спал по несколько часов. Чтобы выплеснуть напряжение, шел в спортзал или таскал железо дома. Пил кофе ведрами и курил по пачке в день. Пока не загадал: если брошу разом, все будет хорошо. Докурил последнюю — и бросил. Выглядывал на улицах синие бетономешалки в ромашку: если увижу — все будет хорошо. Может, не сегодня. Завтра. Или позже.

Ехал на работу с мятным холодом под ложечкой, как школьник: встречу ее там. А потом обходил перевозки за километр, и были дни, когда мы ни разу не виделись. А если все-таки сталкивались, я здоровался и… шел мимо. Потому что ее взгляд говорил: даже не думай. Дважды вызывал к себе — вместе со Светланой. Все только по делу. Почти не глядя друг на друга. Но искрило между нами так, что становилось трудно дышать.