Не знаю как у кого, а у меня всегда настроение поднимается когда приезжаю домой. Несомненно, все же люблю я свой город. Речку за домом и луг. Сейчас наверное там снегу намело много и река в ледяном панцире застыла, затаилась до весны, но я обязательно надену лыжи и схожу к ней, поздороваюсь. Я подняла глаза к серому, холодному небу и улыбнулась, предвкушая, как обрадую дочку своим внезапным приездом. Вышла из здания вокзала и озаботилась, что подарка внуку не купила, а ведь с маленькими детьми надо отношения сразу налаживать. А какой самый лучший налаживатель отношений у двухлетних карапузов? Конечно же игрушка. Я хорошо знала предпочтения Андрюшки. Машины — вот его страсть, не иначе автогонщиком будет!

С множеством пакетов которые так и норовили выскользнуть из рук, я пыталась поймать такси. Но так как, магазин из которого я вышла был почти привокзальным, то такси пользовались дикой популярностью, они были нарасхват как елки перед новым годом.

Я уже продрогла до костей, приплясывала от холода в своих итальянских сапожках, которые совсем не грели, хотя были чудо как хороши, но на этом вся их значимость кончалась. Легкая, норковая шубка была удобна когда в ней надо было к машине пройти, для стояния на морозе — вещь совершенно бесполезная. Шапку я забыла, а под капюшон ветер пробирался без проблем, так и норовил сбросить с моей головы эту сомнительную защиту.

Когда мои зубы стали постукивать, а красные, замерзшие руки устали подхватывать выпадающие пакеты, мое внимание привлек детский плачь и сердитые мужские голоса. Развернувшись я увидела как двое полицейских требуют предъявить документы у худенькой женщины, одетой легко и не по погоде. У ее ног жался ребенок лет пяти-шести, одетый тоже очень легко, на ее руках укутанный в теплый, пуховый платок поверх одежды, заливался плачем младенец, а девочка лет десяти испуганно, боязливо пряталась за спину своей матери.

— Пройдемте гражданка! — голос мордастого, краснолицего стража порядка, звучал простуженным басом. — Ваша, девочка украла пирожок, если прокормить детей не в состоянии, чего рожаете?

— Я заплачу, — лепетала тоненьким, растерянным голоском мать троих детей и пыталась одной рукой открыть сумку, висевшую у нее на плече.

— Да, что ты там заплатишь! — взвизгнул напарник краснолицего и дернул за руку девчонку. — Пройдемте! Вам ясно же сказали!

Девочка пошатнулась и упала в снег. Пятилетний мальчишка бросился ее поднимать, Заплакал жалобно, словно брошенный котенок, младенец на руках у женщины.

Мои ноги уже сами несли меня к центру событий. Я еще помнила, то время когда вынуждена была жить без паспарта, дрожать и бояться. Возможно у этой женщины тоже не лучшим образом сложились сегодня обстоятельства.

— Сестричка! Родненькая! Мы с тобой наверное разминулись на перроне! Как доехали? — мой голос звенел восторгом и радостью.

Стражи порядка переглянулись и замялись. Возможно мои белые, итальянские сапоги внушили им доверие, возможно обилие пакетов которые получили свободу и рухнули прямо на снег им под ноги, а возможно мое буйное ликование по поводу встречи своих " родственников."

Один из них нагнулся подбирать пакеты, а второй сердито навчал мне выговаривать.

— Вроде бы приличная дамочка, а племянница пирожки ворует!

— Я заплачу! — вскрикнула я громко и заулыбалась суровой Красной Морде, как лучшему другу. Моя рука торопливо нащупала в глубоком кармане шубки купюру и протянула ее мужчине.

Вначале стражи порядка хотели возмутиться, но различив в моих красных от холода руках, бумажку под их цвет, потеплели глазами.

— Ну, ладно если так!

Когда они отошли, я развернулась к своим новым "родственникам",

— Ну, что застыли? Побежали, вон такси как раз пассажиров высаживает! — теперь мой голос звучал как у командира на плацу.

Девочка первая шагнула за мной вслед, одной рукой таща за собой братишку, а другой полупустую, полосато-синию сумку. Их мать все еще продолжала стоять, нерешительно топчась на месте. Заплакал жалобно, простуженным голосом младенец и это заставило ее принять решение. Она решительно шагнула в мою сторону.

— Виу-виу-виу! — тоненьким голоском вопил Андрюшка.

Его маленькие, пухлые пальчики быстро и трогательно вращались вокруг головы, колечки темно-русых кудряшек путались в них. Внук старательно изображал сирену полицейской машины. Его крепкие, толстые ножки иногда путались в высоком ворсе ковра и тогда он шлепаля на него попкой и заливисто смеялся.

Шестилетний Даня взирал на него с опаской. Он не привык к таким шумным играм. Его отец, от которого они с мамой и сестрами убежали совсем недавно, за такие веселые игры мог жестоко и больно наказать. Даня, невольно вздрогнул вспоминая своего отца. В его памяти ярко всплыл широкий, коричневый ремень. Ремень тихо свистел рассекая воздух и оставлял на теле багровые, болезненные полосы. Но хуже всего было другое наказание. Желтовато зеленые, круглые и твердые горошины щедро насыпаные в углу их детской комнаты. Горошины были круглые, но в коленки они впивались так больно, словно имели множество шипов. Уже через минуту Даня, начинал плакать пытаясь сдержать слезы, ведь за них отец мог продлить наказание. Попав в этот большой и гостеприимный дом, Данил первым делом тайком проверил все углы и облегченно выдохнул, когда нигде не обнаружил ненавистных, желто-зеленых шариков.