Мама, тем временем, стреляла негодующим взглядом то на папу, то на сына.

– Еся, ну, перестань, – ласково обратился Витя к жене, он любил её, а потому часто так называл, нежно сокращая Есения до Еси, – я наоборот рад, что наш Вовчик носится как угорелый по двору, а не сидит дома за планшетом, приставкой или телевизором. Ведь, да?

Вовчик с готовностью закивал:

– Так точно!

Мама фыркнула. В разных ситуациях это могло значить всё что угодно, но в данном случае, Вова прочитал ясно, это значило несогласное согласие. Да! Именно так! Такое бывает только у женщин, Вовка даже в свои десять лет знал это наверняка. Точно так же делали девчонки во дворе, когда они признавали его правоту, но соглашались с ним таким образом, чтобы он остался виноватым. Мама хоть и не была одной из тех девчонок, что кучками забираются в песочницу и возятся там со своими глупыми куклами, мешая играть в нормальные игры, но всё же она была мамой, то есть женщиной.

«Фх», – фыркнула она.

Папа улыбнулся и потрепал Вовку за волосы. Пыльцы застряли в «нечто».

– Сегодня ты действительно грязноват, – пробубнил он в нос, проверяя на свет липкую субстанцию оставшуюся на пальцах. Затем, не найдя в ней ничего интересного, оставил всё как есть и погрузился в газету, удаляясь в зал.

Папа много читал: то газеты, то какие-то журналы, выписываемые им в больших количествах, электронным версиям предпочитая бумажные. «В них можно чёркать, сколько твоей душе заблагорассудится!» – пояснял он. Вовчик же любил рассматривать в них картинки. Читать он уже давным-давно умел, – как-никак перешёл в четвёртый класс! – но тут же слова все были незнакомые – научные! Зато среди скучных таблиц, хватало и красочных картинок. Часто Вовка брал какой-нибудь журнал из стопки, забирался с ногами на диван и подолгу разглядывал схемы и графики, придумывая целые истории к ним.

– Ну, снимай сандалии, горе ты моё луковое, – практически успокоилась мама, выплеснув всё своё негодование и, по крайней мере на сегодняшний вечер, смирившись с неизбежным, – пойдём ужинать. Только умыться не забудь.

Вовчик хотел возразить, что он может быть и горе, но не луковое, а какое-нибудь повкуснее: арбузное там или шоколадное, на самый крайний случай – сгущённое, но не стал. Всё-таки лук в панировке тоже бывает вкусным.

С мыслями о еде Вовчик рванул в ванную, разбросав сандалии по коридору. Мама со вздохом принялась их убирать.

Ужин был таким вкусным, каким он не был с прошлого дня, когда мама приготовила жареную картошку с грибами и малосольными огурцами. Сегодня же еда была просто царской! Рожки, сосиски и огромная миска зелёного салата с редиской, какую Вовчик – он был в этом абсолютно твёрдо уверен – мог наяривать сотнями, главное, чтобы соль была.

Пробегав весь день по неотложным делам во дворе и по ближайшим окрестностям, Вовка съел целую порцию, добавку и ухватил половину сосиски с папиной тарелки. Однако, совершенно неожиданно, она оказалась щедро сдобрена горчицей, что Вовка заметил, но отреагировать не успел, торопясь проглотить добытую пищу.

У-ух! Горчица оказалась хороша – вырви глаз! Глаза то и раскрылись у Вовчика так, точно он хотел переглядеть сову, а из ушей, носа и рта, как он был уверен, вырвались тугие струи жгучего пара. Наверняка с кровью. Папа заботливо дал ему сделать глоток воды из своего стакана, правда это не сильно помогло, если не сказать подействовало наоборот. Получив подпитку, горчица распространилась вглубь и вширь. Скопившиеся слёзы брызнули кипящей струёй.

– А-а-о-ох, – ещё пуще выкатил глаза Вовка, хватая ртом воздух, стараясь затушить пожар внутри. Трубы горели нещадно.

– Витя, ну что ты я не знаю! – цокнула мама, с беспокойством глядя на своего сына, поглаживая его по голове.

– Да что я? Это же всего лишь горчица. К тому же его никто не заставлял съедать мою сосиску, сам взял, да? – оправдывался папа.

Оправдания звучали не слишком убедительно ещё и потому, что он с трудом сдерживал смех, глядя, как Вовчик стучит кулаками по столу и сам пытается смеяться. Будет что завтра рассказать друзьям!

Затем был чай с конфетами, вареньем и сгущёнкой, цвета слоновой кости. У Вовчика была самая большая кружка! Хотя он никогда не допивал и до половины. Винил он в этом не себя, ведь точно знал, что сможет, пусть и станет похожим на барабан, а маму, потому что она никогда не давала съесть столько сладостей, чтобы потребовалось запить их полной кружкой.

– Так, хватит! – остановила его мама и на этот раз, когда Вовка полез столовой ложкой (чайная был слишком мала) за ещё одной порцией сгущёнки.

– Ну, мам! Я же уже взял, что мне обратно положить?

– Нет, но это последняя. Забыл уже, как месяц назад мы тебе десять зубов лечили, а ты кричал на всю поликлинику?

– Не кричал я, – буркнул Вовка и уставился на последнюю за сегодня ложку со сгущёнкой. На завтрак можно будет наготовить себе ещё вкусных бутербродов с ней, но до завтра же ещё целая ночь! а перед ночью целый вечер! Бесконечность! И почему часы такие длинные? Понять такое решение взрослых сделать час из шестидесяти, а не из тридцати минут или, лучше, из двадцати, было тяжело.

Вовчик облизал ложку так тщательно, как могут только дети и коты, а затем уставился в своё отражение в ней. С одной стороны голова его была вытянута, словно свеча, а с другой…

– Вова, ну зачем ты показываешь язык за столом? Господи, что за наказание то такое? Неужели ты не можешь спокойно покушать. Так, давай, допивай чай и иди в зал.

– А можно ещё одну? Мам? Самую при самую что ни наесть при самую последнюю ложку? У меня ещё чая пол кружки, а без сладкого он не пьётся!

– Нет.