Шрифт:
У нее белое лицо и глаза красные от слез. Кажется, она готова убивать.
Сигваль делает вид, что не слышит ее.
– Счастливого пути, ваше высочество, – почти через силу говорит отец.
– Расчетливая сука! – это Каролине Оливии. – Я ненавижу тебя!
Сигваль поворачивается и очень выразительно смотрит ей в глаза. Предупреждая. Он ведь обещал «выебать прямо во дворе», если Каролине не будет держать язык за зубами, но она слишком зла и слишком ненавидит, чтобы внять.
Мария стоит тихо и неподвижно, неприятности ей не нужны.
– Надеюсь, недоразумений не будет, – говорит Сигваль отцу, вскакивает в седло. – Уберите ее.
– Да, ваше высочество.
И пытается увести старшую дочь, взяв за локоть. Но Каролине не хочет, упирается.
– Едем, – тихо командует Сигваль.
Они трогаются. Копыта стучат по брусчатке.
– Ведьма! – кричит Каролине им вслед. – Как ты сделала это? Почему он выбрал тебя? – и еще, громко всхлипывая. – Ты сдохнешь!
Сигваль останавливается. Оливия видит, какое у него напряженное лицо, он пытается решить. Еще немного и… Он ведь не сделает этого? Нет! Он уже почти собирается ехать…
Отец силой тащит Каролине прочь.
– Ты обещал жениться на мне! – орет она. – Ты не держишь свои обещания?!
Сигваль глухо и страшно рычит.
– Я обещал еще кое-что! – говорит громко.
Спрыгивает. И идет к ней. Таким широким размашистым шагом.
И вот тут, наконец, до Каролине доходит.
С визгом она вырывается из рук отца и бросается прочь. К дверям. Она бежит, рыдая.
Сигваль идет за ней. Кажется, он не торопится. Но так неумолимо. Стремительно.
– Нет! – кричит Каролине. – Ты не посмеешь!
Поздно.
Она еще успевает влететь за дверь и даже захлопнуть, но вот запереть – уже нет. Пытается, но… Сигваль успевает навалиться на дверь плечом.
Хватает ее, вытаскивает за волосы во двор. Не церемонясь.
Потом так же, не церемонясь, прижимает ее к стене и задирает юбку. Каролине кричит, вырывается. Так страшно кричит. Он насилует ее. Прямо здесь… И плевать на все.
Смотреть на это Оливия уже не может.
Даже пытается в ужасе зажать уши ладонями, не слышать… Сердце разрывается.
Как бы там ни было – Каролине ее сестра. Только не так.
Сложно сказать, сколько это длится. Все вокруг замирает. Словно время останавливается. Все смотрят. В оцепенении. Невозможно поверить. У Оливии темнеет в глазах.
Это чудовищно.
И все же – быстро. Ровно столько, сколько нужно, чтобы обозначить выполнение обещания, и не более того. Он сделал это.
И отпускает.
Каролине падает.
Он поправляет одежду, поворачивается.
Каролине рыдает, захлебываясь.
– Убейте его! – судорожно выдыхает король.
Гвардейцы хватаются за оружие.
Но…
Сигваль медленно кладет ладонь на рукоять меча.
– Не стоит, – тихо, но очень внятно говорит он. И эти слова отдаются громом в ушах.
Гвардейцы замирают.
Если они решат выполнить приказ – Сигваль умрет. Как бы мастерски он ни дрался, но он не справится. И даже те трое, что с ним – не справятся тоже. Их слишком мало.
Но убить Сигваля… это снова война.
Тишина.
И в этой тишине Сигваль делает шаг. Потом еще один. Он идет к лошади. Не торопясь. Без резких движений. У него каменное неподвижное лицо.
Гвардейцы провожают его взглядом.
По щекам короля текут слезы. Гнев и ужас… и отчаянье.
В полной тишине Сигваль вскакивает в седло.
На Оливию старается не смотреть.
– Поехали, – тихо говорит он.
10. Ингрид, жар-птица
До Бейоны и до Оливии.
Когда птица раскинула крылья.
После ночи танцев в таверне Таллева, Ингрид не приходила два дня. Сигваль не звал, и она не навязывалась. Подумала уже, что ничего не будет, они оба получили друг от друга все, что могли.
Огонь…
Она ведь даже намекнула ему. На прощанье. Она держала его ладонь в руках, левую, с красным пятнышком ожога. Она осторожно, с легким нажимом провела по этому пятнышку, чувствуя, как вздрагивают пальцы. Больно.
«Если тебе больно, значит – ты еще жив», – сказала тихо.